"Юлия Шмуклер. Последний нонешний денечек (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

перенесла, а другую не смогла, и теперь ждала неизвестно чего.
Сняли даму; она, охая, оправилась, и, как ни в чем ни бывало, побежала
дальше, уже по мостовой, говоря, что нужно скорее на Трубную, и что
бульварами очень долго-заборов много.
Вообще, на бульварах творилось нечто невообразимое. Шел гражданин, весь
расхристанный, без пуговиц, и на шее у него вместо шарфика висел
прозрачный женский чулок. "Черт его знает, откуда",-сказал мужчина, чулок
отбросил и, шатаясь, пошел дальше. Он был с Трубной - там, видимо,
действительно делались основные дела. Шла, хромая, тетка в одном сапоге.
Лезли по пожарной лестнице интеллигентного вида супруги, он в черной
котиковой шапочке. Какие-то дядьки с криками: "Пошел! Пошел!" опрокидывали
беззащитный троллейбус. На земле валялись шелковые трусики.
Не смеяться было невозможно; даже Ксана, и то прыскала, виновато
прикрывая рот ладошкой. Девчонки же совсем обезумели, носились, как
молодые псы. Женька и Рая были с ними-как-то все забылось в этом
фантастическом угаре веселья, греховного и потому особенно буйного.
Добежали до Трубной. Площадь посередине была перерезана грузовиками, и за
ними все кишело, вопило-понять что-либо не было никакой возможности. Ясно
только стало, что очередь кончается не здесь. Влезли на гору, к Кировским
воротам, дошли до Поковки, нашли хвост, отдышались, и, наконец, встали.
Очередь была устроена странно. Толпа текла, зажатая в тесную трубу,
между стеной домов и сплошным рядом тяжелых грузовиков, поставленных один
за другим, вплотную к тротуару. Выбраться из этой кишки можно было только
через верх, через кузова грузовиков, где находились солдаты, готовые
вытаскивать желающих. Солдаты сильно нервничали и уговаривали дальше не
ходить, но никто их, конечно, не слушал, и толпа вполне прилично,
ламинарно, потекла вниз, к Трубной.
Девочки сначала держались вместе, но потом их понемногу разнесло в
разные стороны. Ксана, Зарема, ещё несколько человек оказались впереди;
Женька с Раей держались рядом, основная масса осталась сзади. Кругом
царило все то же непристойное, неуместное веселье. Смеялись до слез, когда
какой-то молодой человек, сильно прижатый к своей девушке, сказал ей:
"Сейчас никак не могу...
Руки заклинило". Кто-то упустил портфель-и тот уплыл вместе с толпой,
не падая на землю, - опять смеялись. Хозяин портфеля переживал, говорил,
что у него там яйца и всячески организовывал их спасение-и ему, конечно,
отвечали, чтоб он яйца носил как все и не выпендривался.
Временами кто-нибудь вспоминал: "Ох, что ж это мы! В такой день!" - и
все виновато затихали, но только на секунду. Особый смех вызвало падение
небольшого старичка в полуподвальную квартиру-через продавленные окна; его
вид, выражение лиц хозяев, на головы которым он свалился, мысль, что жить
ему там несколько дней-все это привело толпу в безумный восторг. Старичок
провалился удачно, без крови, но не случайно-стало довольно таки тесно,
прямо надо сказать. И довольно тревожно, хотя не все ещё осознали перемену
ситуации.
Они шли с горы вниз, и не шли, а катились уже, под напором задних, со
все возрастающей скоростью. Люди начали тяжело дышать, отпихиваться друг
от друга локтями-развертывалась борьба за жизненное пространство. Стало
ясно, что кто упадет - тому крышка. Затопчут, не успеет подняться.
Женьку с Раей швыряло в толпе из стороны в сторону; они крепко