"Юлия Шмуклер. Музыкальный момент (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

Юлия Шмуклер.

МУЗЫКАЛЬНЫЙ МОМЕНТ

РАССКАЗ



В десять лет я была человек решительный, и когда мне надоело бегать с
утра до ночи по каменным московским переулкам, играть с мальчишками в
казаки-разбойники, я просто взяла и пошла в музыкальную школу на площади
Пушкина и попросила принять меня учиться. Тот факт, что я знаю наизусть
все оперы и не пропускаю ни одной музыкальной передачи по радио, казался
мне вполне достаточным для приема - однако учительница, строгая,
сухопарая, из дворян, судя по виду, держалась другого мнения. Оказалось,
что я - переросток, начинать надо было в пять, когда пальчики нежные, а в
моем возрасте следовало уже играть разные там сонаты Бетховена, важного,
как все глухие, или ещё того чище, Баха, который жил так давно, что
неизвестно, о чем и думал.
Но за деньги (хе-хе, денежки все любят), она могла согласиться давать
мне частные уроки. Разговор происходил в коридоре, и из-за всех белых
дверей доносились наводящие зависть рояльные рулады. В одну из таких
дверей она и удалилась, прижимая к плоской груди тяжелые ноты.
"Подумаешь, барыня какая", - решила я ей вслед.
Учительница смутно меня обидела - впервые я осознала, что обретаюсь в
низших слоях общества, где детей не учат языкам и музыке, а объяснять ей,
что у меня отец погиб на фронте, так что я и не помню его, а о маме
вообще, нечего и говорить - так как объяснишь подобные вещи? Сама должна
понимать, не маленькая.
Всей-то моей жизни была война, да эвакуация, да вот ещё Москва
послевоенная - а этих музыкантов будто и не касается ничего. Дураки.
И, выйдя на жаркую площадь, я остановилась огорченно около ихней
вывески, не зная, что же мне делать. Кругом бежали, будто муравьи по
дорожке, люди. Каждый тащил какую-нибудь ношу - кошелку, две, чемодан.
Никому не было до меня дела. Я вдруг увидела себя со стороны - кто это там
стоит на тротуаре, такой маленький, жалкий, весь пораненный какой-то? У
меня, действительно, была ссадина на лбу (об вагонетку), сбитые локти, и
на ноге, около самого драного носка - огромнющий, чернющий синяк (об
железные ворота). Обычно я на это внимания не обращала, но сейчас, в этом
приступе жалости к себе, у меня все раны заболели, как у инвалида
Отечественной войны.
И потому очень мрачно, хлеща горе стаканами, я отправилась домой, по
всей цепочке безобразных переулков, которые ведут от Пушкинской к обеим
Бронным - Палашевский, Южинский, Трехпрудный, Козихинский, направо,
налево, направо, налево - но с каждой минутой, по мере приближения к дому,
со мной происходили все более чудесные и разнообразные превращения.
Сущность моя наполнялась все более геройским содержанием, и синяки
сверкали горделиво. Шел не кто-нибудь, а известный в этих местах человек,
непобедимый казак-разбойник, которого никто и никогда догнать не мог;
личность, высоко стоящая в иерархии дворовых отношений, которая