"Юлия Шмуклер. Начальник автобазы (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

внимания не обращал - толстая, оливковая, неприятная старуха - и несся,
как стрела, мигая, сверкая, ослепляя огнями и подфарниками, полный
властелин на своем высоком сиденье, хозяин, крепко держащий руль и
отвечающий за все.
И медленно он вплывал обратно в ворота, заканчивая день, заканчивая
рейс, и ставил ЛИАЗ в темное стойло, огладив на прощанье дымящийся бок, и
вразвалочку шел домой, благо близко было.
Дома уже ждала мама, любимая, хоть и усталая после работы; он обнимал
её и целовал на уровне своего рта - в живот, а она его - в макушку, в
темные жесткие волосы. И пока он рассказывал ей, что по количеству воняния
Америка и Япония стоят на первом месте, она вела его, грязного, в ванну, и
купала там, и несла, тяжелого, розово-блестящего, в мохнатой простыне, и
вытирала и надевала ему ночную рубашку - не потому, что он сам не умел, а
потому, что так приятней было, и целовала на ночь, придвигая лежащие на
тумбочке рубиновые подфарники, найденные на помойке - и когда она уходила,
он ещё некоторое время не спал, мучаясь счастьем, покуда не набегала
бутылочная волна сна.
В спокойные утра, если бывало подходящее настроение, а за окошком эдак
вяло падал снежок, он малевал что-нибудь для автобазы - по большей части
огромные, дрожащие от напряжения автомобили, с адскими кольцами выхлопных
газов у задних колес, или дома, косо летящие в пространство под флагами
вывесок, или вообще что-нибудь эдакое, клубящееся,
красно-зелено-оранжевое, немыслимо смелое и зверское. Постепенно
возбуждаясь, он перекидывался на стены и рисовал на обоях в коридоре
человечков, дорожные знаки, предупреждения:
"Не ездий юзом!", объявления "Прием от часу до двух. Спасибо.
Начальство", "Тормозная жидкость в свою посуду. Спасибо. Начальство",
"Модель Рабкина - тембикатор быстроходный!" Ниже, у самого пола, он,
ползая на четвереньках и выставив домовитый зад - колготки у него всегда
были заштопаны на коленках - примазывал пластилином таинственные служебные
бумажки, делал на некоторых пометки и старался раскрутить старые,
пожелтевшие предначертания. Мама, глядя на эту китайскую стену, приходила
в отчаяние, и то хотела её разрушить - из педагогических соображений, чтоб
ребенок знал, как беречь чужой труд, то из педагогических же соображений
оставляла - всё-таки человек клеил, старался.
Желая направить талант сына в нужное русло, она повела его в музей
изобразительных искусств - но там он одобрил только огнетушитель, около
которого и остался, таращась восхищенно.
После ухода папы нянькам платить стало нечем, и Шурика записали в
детский сад, куда он пошел с большим интересом и расположением, любя,
во-первых, общество, а во-вторых, нацеливаясь на большой фанерный
грузовик, который стоял там у них в песке. В первый же день какая-то
девочка дала ему вафлю, чтобы он позволил себя ущипнуть - а он-то думал,
что в детском саду просто так сладкое дают, и опростоволосился. Дальше его
щипали уже безо всяких вафель - увидели, что он растяпа и тюлень, сдачи
никому не дает, да ещё и жид оказался - жид, жид, по веревочке бежит!
Шурик отправился домой, надеясь, что насчет жида это ошибка и как-нибудь
оно образуется - но мама строго сказала ему, что это правда, что они жиды,
евреи, и этим надо гордиться, а не стыдиться. И когда-нибудь, они, может
быть, переедут на жительство в государство Израиль, где одни евреи и