"Юлия Шмуклер. Автобиография" - читать интересную книгу автора

Можно, например, писать два рассказа сразу - один полегче, другой
потруднее - и использовать молнии вдохновений, бьющие в легкий рассказ,
для выволакивания тяжелого. Молнии обязательно придут - это блюдо в
программе меню. Если же совсем сорганизоваться и использовать каждый
разряд одного рассказа для другого, можно получить качели, где без всяких
моторов две работы в полетах будут выволакивать друг друга за уши. Надо
действительно писать, когда труба запоет - но только чужая труба, от
другого рассказа. Можно еще написать рассказ без предварительного замысла,
без заранее увиденного конца и без шарика. Для этого надо как бы с
закрытыми глазами пройти по гимнастическому бревну сюжета, свободно
поворачивая его в сторону наибольшего притока свежих деталей; затем перед
концом остановиться, собраться, и, взмолившись невидимой руке о поддержке
- завершить взрывным соскоком, с тройным сальто назад. Кто испугается -
тот упадет, но кто сохранит нахальство и веру, выполнит упражнение, как
Ольга Корбут, и завоюет благорасположение господина своего. Как сказано в
библии: "Бог не есть Бог мертвых, но живых".

От этой кухни моей профессии проснулась полузабытая биологическая страсть
и интерес к работе мозга. Я сама - экспериментатор, объект наблюдения и
инструменты. От меня требуется точность, хладнокровие и готовность
подставить наблюдению любой участок. Когда набегает шампанское в крови, и
как накоротко замыкает между небом и землей, так что непредвиденные слова
сами стекают с пера - я посреди восторга и удивления отмечаю, что трясет
меня словно под током, и что это похоже на электростатический
разряд через мозг как через конденсатор. Это так же непонятно, как
трехфазный ток - но на сей раз нет человека, которому бы это было понятно.
Удивительны художественные аппартаменты, в которых
сейчас идет работа - и среди них особо выделяются два
экрана: один маленький, где-то в лобных долях, на котором я думаю в
натуральных цветах, и второй, огромный, широкоформатный, где-то в середине
головы, на котором в поразительных цветах идет сцена рассказа. Я вижу - и
потом пишу. Когда цвета устанавливаются и я пригляделась - я наклоняю
голову и спокойно проникаю под рамку, в трехмерное пространство сцены.
Прямо передо мной горит багровый, в полнеба закат, лениво-угрожающе катит
свои волны зимнее море, впереди стоит черный герой, вдыхает ветер, думает
свои тяжелые мысли. Я стою за ним, рассматриваю детали, или сижу, как
писец, с пером и бумагой и записываю. Изображение заходит за глаза, и
сзади я еще ощущаю пространство между своей спиной и той дверью, в которую
я вылезла. Дорого бы я отдала, чтобы узнать, как это делается. "Если бы
только знать", как говорили чеховские героини.

А что я делаю, когда подхожу к герою и одним движением погружаюсь в него,
увидев на мгновение его красную печень - и тут же сцена меркнет, а я
испытываю его эмоции, думаю его мысли, плачу его слезами. Отрыдав
положенное, и записав, чего надо, я вылезаю где-то около его черного
плеча, как душа из тела. Мистика - но еще размазывая чужие слезы по лицу и
сохраняя потрясенное выражение, я уже втайне ухмыляюсь в глубине души, как
актер, который только что удачно умер. Хорошо только, что никто не видит
моей игры.