"Вольфдитрих Шнурре. Когда отцовы усы еще были рыжими [H]" - читать интересную книгу автора

красивым.
Вдруг отец схватил меня за локоть:
- Смотри! - сказал он хрипло и кивнул в сторону дубов в оленьем
вольере.
Поскольку вечерняя заря позолотила их ветви, я прищурился. Но потом и я
увидел его: он висел в ветвях, раскачиваясь на длинной руке, освещенный, уже
не жарким солнцем, и с упоением искал у себя блох.
Мы сперва как следует огляделись, не обнаружил ли его кто-нибудь из
сторожей, потом, встав у оленьего вольера, принялись наблюдать за ним.
Вечерняя заря постепенно мешалась с сумерками. Слышно было, как стучат
поезда на эстакаде и громко ликуют тюлени; вдалеке кричал павлин, а на
мраморном бюсте первого директора зоопарка сидел дрозд с извивающимся
дождевым червяком в клюве. Пахло весной, хищниками и бензином. Воздух,
казалось, был заткан стеклянной паутиной.
Гиббон прервал свое занятие; теперь он стоял, раскинув руки, точно
крылья перед взлетом, на горизонтальной ветке и, подняв к небу свой плоский
нос, принюхивался.
Вдруг он издал радостный чавкающий звук, захватил руками еще более
высокую ветку, качнулся один раз туда, один раз назад, потом одним махом
перелетел на соседнее дерево, а с него на следующее. Мы с отцом в волнении
помчались туда.
Но внезапно мы остановились, я думал, что сердце у меня разорвется от
страха: гиббон снова летел по воздуху, видимо, решив добраться до деревьев в
кабаньем вольере. Но он неверно рассчитал, под ним словно бы подломился
мостик; это выглядело так: он на мгновение замер в воздухе, растерянный и
беспомощный, и кубарем скатился в кабаний вольер.
Я хотел закричать, но у меня перехватило дыхание, тогда я побежал за
отцом и помог ему вскарабкаться на загородку. Наверху он обмотал руку своим
плащом и спрыгнул вниз.
Он поспел как раз вовремя, трое ощетинившихся кабанов уже подступали к
гиббону; они злобно хрюкали, а один, у которого на рыле под похожим на
штепсельную розетку пятачком торчали четыре мощных желтых клыка, уже схватил
гиббона за длинную руку и поволок.
Отец, прикрывая живот рукой, обмотанной плащом, дал кабану пинка. Тот
испугался, отпустил гиббона и с визгом отскочил в сторону. Отец осторожно
поднял гиббона и точно в ускоренной съемке бросился к ограде.
Я уже успел на нее вскарабкаться и принял у отца из рук безжизненное
тело, гиббон был как мертвый, я удивился, до чего же он легкий.
В этот миг кабан опомнился, прохрюкал какое-то ругательство и, опустив
голову, ринулся на отца. Тот нагнулся и отскочил в сторону, а кабан головой
врезался в решетку. От удара он совсем ошалел, отец, воспользовавшись
паузой, необходимой кабану, чтобы очухаться, успел перелезть через ограду.
Тут уж все кабаны бросились к решетке и, задрав рыла, разразились
хрюкающей бранью, злобно глядя на нас.
- Весьма сожалею, - сказал отец тому, что треснулся башкой, - увы, мне
ничего другого не оставалось.
Мы завернули гиббона в плащ и окольными дорожками проскользнули к
пролому в стене. Мы не хотели, чтобы нас кто-нибудь увидел, так как врачом в
зоопарке был ветеринар.
- А коновалы, - сказал отец, - ничего не смыслят в обезьяньей душе.