"Вольфдитрих Шнурре. Когда отцовы усы еще были рыжими [H]" - читать интересную книгу автора

Гиббон отлично понял, что ему предстоит, когда утром мы стали его
заворачивать в одеяло. Уголки губ у него опустились, и он непрестанно мотал
головой. Мы знали эту его привычку, она означала скорбь.
Я еле удерживался, чтобы не зареветь, и отец тоже подозрительно
откашлялся.
Но на лестнице гиббон вдруг обнял отца за шею; отец откашлялся, и мы,
ни слова не говоря, вернулись назад и положили гиббона на кровать.
Ночью он опять начал говорить на своем лиственно-ломком языке, и тут мы
поняли, что утром его во что бы то ни стало надо унести отсюда, иначе он
умрет с голоду.
Я был слишком расстроен, чтобы идти в зоопарк; и отец сам туда
отправился. Вернувшись, он сказал, что дело сделано; я не в силах был
смотреть, как они его уносят. Я убежал из дому и пропадал до самого вечера.
Около семи я вернулся домой.
Отец уже успел сходить в лавку. Он стоял у окна и смотрел во двор, где
на засохшем вязе завел свою вечернюю песню дрозд.
- Ешь, - сказал отец.
- А ты? - спросил я.
Он ответил, что уже поел.
Я смотрел сначала на хлеб, потом на колбасу, и то и другое было не
тронуто. Я подошел к отцу, и какое-то время мы оба молча смотрели на
мусорные ящики.
- Лучше бы все это закопать, - сказал я.
- Я тоже так считаю, - ответил отец.

ЧЕМ ЛЮДИ ЖИВЫ

Всякий раз перед каким-нибудь праздником наступал момент, когда к отцу
лучше было не подступаться. Он стоял, вздыхая, погруженный в разговоры с
самим собою, нерешительно листал энциклопедию, жевал, гляди в пространство
пустыми глазами, свои ржаво-красные усы или вдруг посреди улицы, в потоке
машин, спрашивал у побагровевшего полицейского: что, по его мнению, лучше
использовать для елочных подсвечников - звездочки из канители или пивные
подставки?
Маме не удалось отучить его от этого и еще кое от чего, да и Фриде,
которая заступила мамино место, не всегда легко приходилось. Впрочем, как
правило, дело было в ней самой; отец так часто сидел без работы, что это не
могло иметь ничего общего с ленью; просто ему не хотелось на целый день со
мной расставаться.
- Как же я буду воспитывать мальчика, - говорил он; - если вижу его
только за ужином?
Фрида в таких случаях помалкивала и лишь мрачно кусала нижнюю губу. При
этом у нее не было никаких причин быть мрачной, потому что, когда из тех
трех недель, отделявших нас от праздника, проходили две, непременно
случалось что-то невероятное: лицо отца делалось безоблачным, он приглашал
Фриду, тогда еще жившую отдельно от нас, на чашку солодового кофе и сообщал,
что на сей раз он придумал нечто действительно из ряда вон выходящее.
Только однажды при приближении пасхи отцу ничего не удалось придумать.
Правда, никогда еще никому из его родственников и друзей, которые изредка
нам помогали, не приходилось так туго, как в ту весну.