"Михаил Шолохов. Червоточина" - читать интересную книгу автора

Степка отмалчивался, уходил на баз. По вечерам шел на площадь, в клуб.
Под хрипенье поповской фисгармонии думал невеселые думки.
А на станицу напористо перла весна. На девичьих щеках появились
веснушки, на вербах - почки. По улицам отзвенело весеннее половодье.
Неприметно куда ушел снег, под солнечным пригревом дымилась, таяла в синеве
бирюзовая степь. В степных ярах, в буераках, вдоль откосов еще лежал снег,
поганя землю своей несвежей, излапанной ветрами белизной, а по взгорьям, по
лохматым буграм уже взбрыкивали овцы, степенно похаживали коровы, и зеленые
щепотки травы, пробиваясь сквозь прошлогоднюю блеклую старюку, пахли
одурманивающе и нежно.
Пахать выехали в средине марта. Яков Алексеевич засуетился раньше всех.
С масленицы начал подсыпать быкам кукурузу, кормил сытно, по-хозяйски.
Солнце еще не выпило из земли жирного запаха весенней прели, а Яков
Алексеевич уже снаряжал сынов, и в четверг, чуть рассвело, выехали в степь.
Степка погонял быков, Максим ходил за плугом. Два дня жили в степи за восемь
верст от дома. По ночам давили морозы, трава обрастала инеем, земля,
скованная ледозвоном, отходила только к полудню, и две пары быков, пройдя
два-три загона, становились на постав, над мокрыми спинами клубами пенился
пар, бока тяжело вздымались. Максим, очищая с сапог налипшую грязь, косился
на отца, хрипел простуженным голосом:
- Ты, батя, сроду так... Ну, рази это пахота? Это увечье, а не работа?
Скотину порежем начисто... Ты погляди кругом: окромя нас, пашет хоть одна
душа?
Яков Алексеевич палочкой скреб лемеши, гундосил:
- Ранняя пташка носик очищает, а поздняя глазки протирает. Так-то
говорят старые люди, а ты, молодой, разумей!
- Какая там пташечка! - кипятится Максим. Она, эта самая пташечка, будь
она трижды анафема, не сеет, не жнет и не пашет в таковскую погоду, так,
батя... Да что там... Кхе-кхе... Кхе!..
- Ну, отдохнули, трогай, сынок, с богом!
- Чего там трогай, налево кругом - и марш домой!
- Трогай, Степан!
Степка арапником вытягивал сразу обоих борозденных. Плуг, словно
прилипая к земле, скрипел, судорожно подрагивал и полз, лениво отваливая
тонкие пласты грязи.

x x x

С того дня, как стал Степка комсомольцем, откололась от него семья.
Сторонились и чуждались, словно заразного. Яков Алексеевич открыто говорил:
- Теперь, Степан, не будет прежнего ладу. Ты нам навроде как чужой
стал... Богу не молишься, постов не блюдешь, батюшка с молитвой приходил,
так ты и под святой крест не подошел... Разве ж это дело? Опять же
хозяйство,- при тебе слово лишнее опасаешься сказать... Раз уж завелась в
дереве червоточина - погибать ему, в труху превзойдет, ежели вовремя не
вылечить. А лечить надо строго, больную ветку рубить, не жалеючи... В
Писании и то сказано.
- Мне из дому идтить некуда,- отвечал Степка. На этот год на службу
уйду, вот и развяжу вам руки.
- Из жилья мы тебя не выгоняем, но поведенье свое брось! Нечего тебе по