"Михаил Шолохов. Червоточина" - читать интересную книгу автора

взялись...
- А ты? - хрипло спросил Степка.
- Кое-кому вложил память!
Степка спиной прижался к печке. Прижался крепко-накрепко, сказал глухо:
- Жалко, что не шлепнули тебя, такого гада!..
- Это кто же гад?
- Ты...
- Кто гад? - переспросил Максим и, кинув на пол необтесанную ложку,
поднялся со скамьи.
Ладони у Степки взмокли теплым потом. Стиснул кулаки, ногти въелись в
тело, и уже твердо сказал:
- Собака ты! Каин!
Максим, вытянув руку, сжал в комок рубаху на груди у Степки, рывком
оторвал его от печки и кинул на кровать. Ненависть варом обожгла парня.
Метнулся в сторону, в пальцах Максима оставил ворот рубахи, взмахнул
кулаком... Хлесткий удар в щеку свалил Степку с ног. Левой рукой Максим мял
ему горло, правой размеренно бил по щекам. Степка чувствовал над собой
частое дыхание брата, видел холодную и такую ненужную улыбку на его губах,
от каждого удара захватывало дыхание, звон колол уши, из глаз текли слезы.
Крик обиды за невольные слезы, за улыбку Максима застревал в стиснутом
горле... Из разбитых губ текла кровь. Вращая выпученными глазами, Степка
кровью плевал в лицо брата, но тот отворачивал в сторону голову, показывая
бритую жилистую шею, и так же размеренно, молча кидал шершавую ладонь на
вспухшие щеки Степки...
Выждав время, разнял их сам Яков Алексеевич. Максим, все так же
улыбаясь, поднял с земли недоделанную ложку, сел возле окна, Степка вытер
рукавом окровяненные губы, надел шапку и вышел, тихонько притворив за собой
дверь.
- Ему это на пользу... Пущай за борозду не залазит, а то он скоро и до
отца доберется! - заговорил Максим.
Яков Алексеевич задумчиво мял бороду, хмурился, поглядывая на мокрое от
слез лицо старухи.

x x x

Наутро Максим первым затеял разговор.
- Пойдешь в Совет жалиться? - спросил он Степку.
- Пойду!
- А по-семейному это будет?
Степка глянул на посеревшее лицо Максимовой жены, на мать, утиравшую
глаза завеской, и промолчал. Про себя решил снести обиду, молчать.
С этого дня надолго легла в доме нудная тишина. Бабы говорили шепотом.
Яков Алексеевич, пасмурный, как ноябрьский рассвет, молчал, Максим, виновато
улыбаясь, заговаривал со Степкой:
- Ты, браток, не всякую лыку в строку. Мало ли чего не бывает в
семье... А все это через твой комсомол! Брось ты его к чертовой матери! Жили
без него, да и теперь проживем. Какая тебе нужда переться туда? Отцу вон
соседи в глаза лезут: "Что ж, мол, Степка-то ваш в комсомолисты подался?" А
старику ить совестно... Опять же жениться тебе, какая девка без венца
пойдет? Хлюстанку брать?