"Михаил Шолохов. Обида" - читать интересную книгу автора

болтались изорванные, с лампасами шаровары. Зеленая проседь запорошила рыжую
его бороду, глядел голодным, задичалым взглядом в сторону, стыдился за свое
непомерно крупное, высохшее в палку тело. Приходил домой, падал на лавку.
- Скотину убери. Лег, сурчина! - липла жена.
- Варька намечет.
- Ей на баз не в чем выйтить.
- Нехай мои валенки обувает.
Подросток Варька стягивала с деда валенки и шла убирать скотину, а он
лежал, косо расставив длинные босые ступни, часто дергал веками закрытых
глаз, вздыхал, кряхтел, думал тягучее и безрадостное. А за обедом садился в
передний угол, высился над столом ребристой громадиной, цепко оглядывал
усыпавших лавки внуков. Замечал, что самый младший, трехлеток Тимошка,
кривит душой - мучительно улыбаясь, старается поймать в чашке уплывающий
кусочек картошки,- и звонко стукал его по лбу ложкой.
- Не вы-лав-ли-вай!..
В хуторе мерли люди, источенные, как дерево червем, дубовым хлебом. И
черная будила Степана по ночам тоска: вспаханное обсеменить нечем.
Скот обесценел. За корову давали пять - восемь пудов жита с озадками.
На святках опять заговорили об отпущенной будто бы семенной ссуде, и опять
заглох слух. Заглох, как летник в степи глубокой осенью. Ожил только на
провесне. Вечером на собрании в церковной караулке председатель объявил:
- Получена бумага.- Помял пальцами горло, кончил: - Могем ехать за
хлебом хучь завтра. Об нас, то же самое, не забывают...- и осекся от
волнения.

До станции от хутора полтораста верст. Разбились на партии с первой же
ночевки. На лошадях уехали виеред, бычиные подводы рассыпались длинной
валкой. Степан ехал с соседом Афонькой - молодым, москлявым казаком. Дорога
легла через тавричанские слободы. Гребни верст в тридцать - сорок одолевали
только к ночи. Тощие от бескормицы быки шли, скупо отмеряя шаги, прислоняясь
ребристыми боками к виям[2].
Степан всю дорогу шел пешком, берег бычачью силу для обратного пути. С
последней ночевки в Ольховом Рогу выехали, дождавшись месяца, и к полдню
дотянулись до станции.
Возле элеватора с визгом дрались распряженные лошади, ревели быки,
плелись многоголосые крики.,
К вечеру из ворот элеваторного двора выбежал запыленный весовщик,
крикнул, оглядывая возы:
- Дубровинцы, подъезжай! Председатель где?
- Здеся,- по-служивски гаркнул председатель.
- Ордер при вас?
- Так точно, при нас.
Пока приехавшие раньше запрягали, Степан с Афонькой пробились к самым
воротам. Поперек дороги большой черный казак, в атаманской фуражке и
накинутом поверх зипуна башлыке, упрашивал мотавшего головой быка:
- Ше, ше, чертяка... Тпру... тпру, го-о-оф... Стой!..
- Посторонись, станишник,- попросил Степан.
- Небось объедешь.
- Иде ж тут объедешь? Ить обломаемся!
- Сани оттяни! - крикнул Афонька.- Стал вспоперек путя, как чирьяк на