"Михаил Шолохов. Тихий Дон. Книга вторая (ПСС том 3)" - читать интересную книгу автора

То же самое относится к борьбе рабочего класса против буржуазии.
Сегодня нет налицо революционной ситуации..."
- А что такое "ситуация"? - перебил Чубов.
Бунчук пошевелился, как только что оторванный от сна, и, пытаясь понять
вопрос, тер суставом большого пальца шишкастый лоб.
- Я спрашиваю, что значит слово "ситуация"?
- Понимать - я понимаю, а вот объяснить дельно не сумею... - Бунчук
улыбнулся ясной, простой, ребяческой улыбкой; странно было видеть ее на
крупном угрюмом лице, будто по осеннему, тоскливому от дождей полю прожег,
взбрыкивая и играя, светлосерый сосунок-зайчишка. - Ситуация - это
положение, обстановка, что ли, - в этом роде. Так я говорю?
Листницкий неопределенно мотнул головой.
- Читай дальше.
- "Сегодня нет налицо революционной ситуации, нет условий для брожения
в массах, для повышения их активности, сегодня тебе дают в руки
избирательный бюллетень - бери его, умей организоваться для того, чтобы бить
им своих врагов, а не для того, чтобы проводить в парламент на теплые
местечки людей, цепляющихся за кресло из боязни тюрьмы. Завтра у тебя отняли
избирательный бюллетень, тебе дали в руки ружье и великолепную, по
последнему слову машинной техники оборудованную скорострельную пушку, - бери
эти орудия смерти и разрушения, не слушай сентиментальных нытиков, боящихся
войны; на свете еще слишком много осталось такого, что должно быть
уничтожено огнем и железом для освобождения рабочего класса, и, если в
массах нарастает злоба и отчаяние, если налицо революционная ситуация,
готовься создать новые организации и пустить в ход столь полезные орудия
смерти и разрушения против своего правительства и своей буржуазии..."
Бунчук еще не кончил читать, как в землянку, постучавшись, вошел
вахмистр пятой сотни.
- Ваш благородье, - обратился он к Калмыкову, - из штаба полка
ординарец.
Калмыков и Чубов, одевшись, ушли. Меркулов, насвистывая, сел рисовать.
Листницкий все так же ходил по землянке, пощипывая усики, что-то обдумывая.
Вскоре, распрощавшись, ушел и Бунчук. Он пробирался по залитому грязью ходу
сообщения, придерживая левой рукой воротник, правой запахивая полы шинели.
Ветер струею бил по узкому канальцу хода; цепляясь за уступы, свистал и
кружился. Чему-то смутно улыбался шагавший в темноте Бунчук. Он добрался до
своей землянки, вновь весь пропитанный дождевой сыростью и запахом
изопревшей ольховой листвы. Начальник пулеметной команды спал. На смуглом
черноусом лице его синели следы, оставленные бессонницей (три ночи резался в
карты). Бунчук порылся в своем оставшемся от прежних времен солдатском
мешке, возле дверей сжег кучку бумаг, сунул в карманы шаровар две банки
консервов и несколько горстей револьверных патронов, вышел. В распахнутую на
секунду дверь ворвался ветер, разметал серый пепел, оставшийся от сожженных
у порога бумаг, потушил чадившую лампочку.
После ухода Бунчука Листницкий минут пять ходил молча, потом подошел к
столу. Меркулов, косо наклонив голову, рисовал. Тонко очиненный карандаш
стлал дымчатые тени. Лицо Бунчука, перерезанное обычной для него скупой,
словно вынужденной улыбкой, смотрело с белого квадрата бумаги.
- Сильная морда, - отводя руку с рисунком, сказал Меркулов и поднял на
Листницкого глаза.