"Артур Шопенгауэр. О воле в природе" - читать интересную книгу автора

тел друг подле друга возникает пространство и благодаря нашему восприятию
изменений друг после друга возникает время (sancta simplicitas!) (святая
простота! (лат.).) будто слова "друг подле друга" и "друг после друга" могут
иметь смысл без предшествующих, придающих им значение созерцаний
пространства и времени и что, следовательно, если бы не было тел, не было бы
и пространства, т. е. если бы исчезли тела, исчезло бы и оно; а также, если
бы прервались изменения, остановилось бы время010 .
И такую чепуху серьезно предлагают нашему вниманию через 50 лет после
смерти Канта, Но ведь цель здесь заключается в том, чтобы подложить мину под
кантовскую философию, и если бы утверждения этих господ соответствовали
истине, она в самом деле была бы повергнута одним ударом. К счастью, эти
утверждения такого рода, которые заслуживают даже не опровержения, а только
презрительного смеха, утверждения, которые выступают не против кантовской
философии, а против здравого человеческого рассудка и нападение здесь
совершается не на философский догмат, а на априорную истину, которая как
таковая и составляет сам рассудок человека и поэтому каждому, кто в своем
уме, мгновенно становится столь же очевидной, как 2x2 = 4. Приведите с поля
крестьянина, объясните ему суть вопроса, и он вам скажет, что даже если все
исчезнет на небе и на Земле, пространство останется, и если приостановятся
все изменения на небе и на Земле, время будет продолжаться. Настолько
достойным уважения предстает по сравнению с этими немецкими болтунами от
философии французский физик Пуийе, который, не интересуясь метафизикой,
все-таки включает уже в первую главу своего известного учебника по физике,
положенного во Франции в основу официального преподавания, два подробных
параграфа - один - de l'espace и другой - du temps011 , - где поясняет, что
если бы материя была полностью уничтожена, пространство все-таки осталось
бы, и что оно бесконечно, и что если бы все изменения приостановились бы,
время продолжало бы идти своим ходом бесконечно. Здесь он не ссылается, как
во всех других случаях, на опыт, поскольку опыт в данном случае невозможен,
но говорит с аподиктической уверенностью. Ему, физику, чья наука полностью
имманентна, т. е. ограничена эмпирически данной реальностью, даже в голову
не приходит задать вопрос, откуда он все это знает. Канту это пришло в
голову, и именно эта проблема, облеченная им в строгую форму вопроса о
возможности априорных синтетических суждений, стала отправным пунктом и
краугольным камнем его бессмертных открытий, следовательно,
трансцендентальной философии, которая, отвечая на этот и родственные ему
вопросы, показывает, как обстоит дело с самой этой эмпирической
реальностью012 .
И через семьдесят лет после появления "Критики чистого разума", после
того как мир преисполнился ее славой, эти господа осмеливаются преподносить
нам такой грубый, давно опровергнутый абсурд, с которым давно покончено, и
возвращается к старым грубым положениям. Если бы Кант вернулся и увидел все
это бесчинство, он поистине ощутил бы то же, что Моисей, который, сходя с
горы Синай, увидел свой народ пляшущим вокруг золотого тельца и в гневе
разбил скрижали. Если бы Кант воспринял это столь же трагически, я привел бы
ему в утешение слова Иисуса, сына Сирахова: "Рассказывающий что-либо
глупому - то же, что рассказывающий дремлющему, который по окончании
[рассказа] спрашивает: "что"? Ибо для этих господ трансцендентальная
эстетика, этот алмаз в короне Канта, вообще не существовала: ее молча
отстранят как non avenue (здесь: недействительное). Но для чего, по их