"Бернард Шоу. Человек и сверхчеловек (Комедия с философией)" - читать интересную книгу автора

и до последней минуты не покоряющийся судьбе, хотя она в конце концов все же
берет над ним верх. Моей героине он необходим для исполнения важнейшей
задачи, возложенной на нее природой; однако Дон Жуан сопротивляется, и
наконец его сопротивление так вдохновляет героиню, что она решается
отбросить обычную позу покорной и нежной подруги и заявить свои естественные
права на Дон Жуана, без которого она не может достигнуть цели куда более
важной, чем личные задачи обоих персонажей.
Среди друзей, которым я читал эту пьесу в рукописи, были люди и нашего
с Вами пола, которых шокировала "неразборчивость" (то есть полное
пренебрежение к разборчивости мужчины), с которой женщина преследует свою
цель. Им не пришло в голову, что, если бы в моральном или физическом
отношении женщины были так же разборчивы, как мужчины, человеческой расе
пришел бы конец. Есть ли что-нибудь более отвратительное, чем заставлять
других выполнять необходимую работу, а потом с презрением объявлять ее
низменной и недостойной? Мы смеемся над кичливыми американцами потому, что
они вынуждают негров чистить белым сапоги, а потом доказывают моральную и
физическую неполноценность негра, ссылаясь на его профессию чистильщика
сапог; но сами мы заставляем слабый пол выполнять всю черную работу по
продолжению рода, а потом утверждаем, что ни одна тактичная, тонкая женщина
не станет первой заводить отношения, ведущие к этой цели. Лицемерие мужчин в
этом вопросе беспредельно. Бывают, конечно, минуты, когда дарованные
сильному полу привилегии оборачиваются для него мучительным унижением.
Настает для женщины тяжкое, значительное, дьявольски трудное и опасное время
рожать ребенка, и мужчина, которому ничто в этот момент не угрожает, спешит
убраться с дороги смиреннейшей служанки, а если будущий отец - бедняк и его
выставляют из дома, он с облегчением спешит изжить свой позор в пьяном
разгуле. Но вот критический момент позади, и мужчина берет реванш: чванится
своей ролью кормильца и о женских заботах отзывается снисходительно, даже
покровительственно, как будто кухня и детская в доме менее важны, чем
контора в деловом квартале. Когда чванливость его проходит, он опускается до
эротической поэзии или сентиментально поклоняется жене, и Теннисонов король
Артур, красующийся перед Джиневрой, становится Дон Кихотом, пресмыкающимся
перед Дульсинеей. Нельзя не признать, что тут жизнь даст театру сто очков
вперед: самый разухабистый фарс - высмеивает ли он феминистов или
сторонников господства мужчин - кажется пресным по сравнению с самым
заурядным "куском жизни". Выдумка, будто женщина предоставляет мужчине
инициативу в любви, - это выдумка из того же фарса. Да ведь мир наш усеян
силками, западнями, капканами и ловушками, расставленными женщинами для
поимки мужчин. Дайте право голоса женщинам, и через пять лет они введут
убийственный налог на холостяков. А мужчины облагают податью брак: лишают
женщину собственности, права голоса, права распоряжаться своим телом, права
снимать в церкви головной убор - а ведь этот жест приближает верующих к богу
и издревле символизирует бессмертие, - заставляют женщину обходиться без
всего этого, но сами вовсе не хотят обойтись без женщины. Напрасны их
запреты. Женщина будет вступать в брак, потому что без ее мучений род
человеческий погибнет; если риск смерти, неминуемая боль, опасность и
неописуемые страдания ее не остановили, то не остановят ее ни рабство, ни
путы. И все-таки мы думаем, что сила, заставляющая женщину проходить через
эти опасности и лишения, смущенно отступает перед строгими правилами
поведения, которые мы навязываем девице, полагая, что женщина должна