"Робин Шоун. Проснись, моя любовь!" - читать интересную книгу автора

скоро закончится, убеждала она себя. Через секунду она снова пристроится над
этим ужасным горшком, выдавливая из себя несуществующие капли. Повторив
процедуру несколько раз, она наконец-то проснется, чтобы вернуться к своей
настоящей жизни.
Едва Элейн выпрямилась, как услышала звук открываемой и закрываемой
снова двери. Оставив горшок на полу, она собралась с духом и вышла из-за
японской ширмы.
- Тебе надоть немного перекусить, совсем чуточку, а затем продолжить
замаливать свои грехи. Я не позволю, чтоб этот сассенах обратил в прах все
наши праведные труды, мои и Господа нашего. Я обещала преподобному
присматривать за тобой, и не позволю дьяволу похитить твою душу, как он уже
пометил твою ногу. Иди сюда, у меня нет времени на твои глупости.
Элейн провела рукой по животу, больше никакого давления изнутри не
чувствовалось. Подавив волну паники, она проковыляла по восточному ковру,
приподнимая подол своего одеяния, чтобы не запутаться в нем ногами. Но это
нисколько не помогло, она все равно спотыкалась. У застекленных дверей было
ощутимо теплее. В лучах яркого утреннего света танцевали пылинки. Элейн
присела у маленького эбенового столика, на котором уже находился серебряный
поднос.
Старуха демонстративно-вычурным жестом сняла полукруглую крышку с
подноса, отложив ее на край столика. Затем поспешила к кровати, щелкая
языком. Желтые драпировки балдахина отлетели в сторону с противным лязгом,
изданным металлическими крючками, проехавшимися по металлической перекладине
Элейн уставилась на стоящий перед ней поднос и, по привычке достав
сложенную салфетку, разложила ее на коленях. На изящной, разрисованной
розовым и зеленым узором тарелке лежало самое неаппетитное блюдо из всех
когда-либо виденных ею в жизни.
По виду оно напоминало строительный раствор, такое же серое и
однородное. Элейн подняла тяжелую серебряную ложку. На вкус это было еще
хуже, чем раствор.
Она отложила ложку в сторону, пытаясь языком отодрать прилипшее к небу
варево, имевшее, по-видимому, в своей основе овсянку. Добившись желаемого,
она смыла остатки малосъедобной пищи чашкой чая, слабее которого ей еще не
доводилось пробовать.
Позади нее раздалось легкое царапанье в дверь. Элейн повернулась,
широко раскрыв глаза в предвкушении чего-то новенького. Одновременно старуха
выкрикнула:
- Входи, ты, надоедливая сассенах, дверь не заперта!
Та дверь, которую Элейн не решалась проверить. Над стопкой сложенных
простыней выглядывал белоснежный чепец, а внизу кипы развевалась
колоколообразная черная юбка.
Эта укрытая от взгляда особа присела перед Элейн в почтительном
поклоне.
- Прошу прощения, ваша светлость, но я принесла вам белье. - Девичий
голос был удивительно мелодичен и без акцента. - Мне нужна только минутка,
мэм, или, если надо, я приду попозже. Его светлость, он оставил указания
приготовить вам ванну, мэм. Вода уже нагрелась, и еще немного...
- Ты, надоедливая сассенах, с каких это пор его лордство смеет
указывать миледи, шо делать? Смени простыни и поскорей убирайся. Не докучай
ее светлости глупой болтовней. И даже не думай готовить ванну. Вот еще!