"Николай Николаевич Шпанов. Домик у пролива" - читать интересную книгу автора

- Бросьте там валять дурака... Одну затяжку!.. - Ему казалось, будто он
громко произносит, это, в действительности же он только шевелил губами.
Фохт пошатнулся. Крепко обожгло голову. Зато в ушах перестали звенеть
комары лихорадки. Руки запутались в высокой траве. Лег врастяжку,
спокойно. Сейчас прибежит бой с волшебной трубкой?.. Ну, ну, давайте же
ее! Сейчас Фохт, затянется, и будет совсем хорошо...

КОРОЛЬ ПОРОКА И СКОРБИ

Штаб-ротмистр Фохт проснулся с тяжелой головой. Впрочем, какой уж он
штаб-ротмистр?! Он даже и не Фохт. И забыл, когда его в последний раз
величали этим именем, полученным от длинной череды остзейских предков.
Теперь он... Да, действительно как же его теперь зовут?.. Он устал
запоминать имена, какие выпадали на его долю на последнем отрезке пути, не
столь уж длинном, но казавшемся Фохту куда длиннее всей предыдущей жизни.
Да, так как же его зовут?.. А не все ли равно?! Может быть, наконец тут он
получит доброкачественный паспорт, где по-русски будет написано, кем он
должен стать. Наверно, это будет надолго, и тогда уж он постарается
запомнить свое имя. Но когда это будет?..
Ему приказано сидеть на этом полуострове, отстоящем в каком-нибудь часе
езды от города. Сидеть и ждать.
Он сидел и ждал.
Было мучительно каждый вечер, ложась спать, мечтать о трубке и каждое утро
просыпаться с головной болью из-за того, что мечты оставались только
мечтами. Не теми розовыми грезами, какие рождаются в дыму опиума, а
назойливыми и безнадежными терзаниями, окружавшими его стеной, как сама
серая дождливая муть, плотным колпаком накрывшая полуостров.
Дождь шел изо дня в день. Все об одном и том же бубнила крыша над головой
бывшего штаб-ротмистра, старавшегося забыть о том, что его звали Фохтом.
Ночами, когда выгорала лампа, а глаза, не слушаясь темноты и позднего
часа, не хотели смыкаться, он слышал булькающий звон дождя в желобе. По
мере того как вода собиралась в струйки, стекая в бочку под трубой, тон
бульканья менялся от верхнего "до" к нижнему. Это зависело от силы дождя.
От нечего делать Фохт (он никак не мог привыкнуть не называть себя так
даже в мыслях) прислушивался к этим звукам. Но временами, когда дождь
бывал особенно сильным, становилось невозможно уследить за переменами в
звучании струи, падавшей в бочку. Вода звенела тогда беспорядочно. То
этак: буль-буль-бинь... буль-буль-бинь. А то вдруг: буль-бинь-буль...
буль-бинь-буль. Иногда же совсем тоненько и жалостливо, как плач ребенка:
бинь-бинь-буль.
Если дождь переходил в ливень, то грохот воды по крыше заглушал все другие
звуки. Тогда становилось жутко. Даже если в лампе еще оставался керосин,
Фохт прикручивал фитиль или вовсе задувал чадящий язычок пламени. Ему
чудилось, что, когда мрак в домике становится так же густ, как мрак
снаружи, проще угадать приближающуюся опасность.
А опасность чудилась всегда и во всем. Даже днем, когда из окошка все было
видно.
Подступивший к дому лес заглядывав в окно блестящими, только-только от
лакировщика, листьями. Когда ветер дул с моря, то с вьющегося по наружной
стене винограда, с его широких листьев вода лилась на стекла и сквозь щели