"Давид Шраер-Петров. В Камышах" - читать интересную книгу автора

Великого Пространства. Хозяевам можно. Вклады. Отчуждeнность, как и среди
Великого Пространства. И пляжникам. Ну, может быть, не всем. Не берусь
утверждать. А мне и ей - крышка. Не умрeм, но будем влачить. Как в Гонолулу.
Вспомнить страшно.
Архитектор настаивал. Он зависал над еe коленками, животом,
проваливался в неe: "Узнай последнюю лепнину у него. И уедем. А там
разбежимся. Мы с тобой в Нью-Йорк. Рогуля в Гонолулу. Хозяева в Швейцарию."
Слава Богу я находился в фантеллизме и не поддался. Как стекло кислоте. Не
поддался. Но я выходил. Скалапендра знала, что я выхожу. Стремлюсь к ней. И
нанесла удар. Архитектора похоронили на городском кладбище. Посмертно
увенчали. Назвали улицу. Среди Хозяев поднялся вой, взрыв негодования, потом
смятение и страх. Решено было Скалапендру выслать из Замка. Я потащился за
ней.
И теперь я узнаю про опасность, нависшую над Камышами. Над нашей
компаньицей. Над последним островком. В конце концов - над Скалапендрой. Кем
она станет без Камышей? Я понимаю, что наше сближение связано с этим
страхом. Ну и что из того- Любовь. Всякое сближение связано. Связь это и
есть сближение. Ночной сад. Яблоки и еe груди. И луна. И эта дьявольская
сила фантеллизма во мне, которую я не использовал с тех пор, как пошeл за
Ля. В изгнание. Хотя мог. И это поднималось во мне. Случалось в самых
крайних ситуациях. Мальчику ноги отрезало. Дождь с радиоактивным стронцием.
Какие-то вязкие унылые строки важного пляжника. Я фантеллировал. Спас. Спас.
Спас.
Среди наших на пятачке между сточной канавкой и заливчиком, где
размножаются пиявки и инфузории, царило уныние. "Лиловый прав. В городе
полно слухов об уничтожении Камышей," вымолвил Смычок. Впервые не раскрыл
футляра. "Гробик с младенчиком, деточка спит," ласкался к нему Лиловый.
"Друзья, нас предали, мы в жопе," коротко, но правдиво хрустанул Челюсть. В
цвет Лиловому туча поплевала в наш пятачок. Скалапендра лежала неподвижно,
запелeнутая в кусок брезента. Если бы она не сказала: "Что ты молчишь,
Гуль?" Если бы промолчала. Но ведь для того и ночные яблоки, которые мы
вкушали. Впервые за долгие годы. Всe неспроста. По их представлениям. Но я
живу среди них. И заключeн в Великое Пространство. "Вы куда, Деточка? Ещe
рогульками не торгуют," проводил меня Лиловый. Остальные молчали. Ля Пэн
лежала неподвижно.
Я вернулся в Замок. Хозяева ждали меня. Иначе, откуда бы лежать
пропуску. У них не было дара фантеллизма. Они ориентировались. Что и почeм.
Архитектор не закончил самую малость. И слава Богу! Тогда бы - конец
Камышам. Замок-Корабль уничтожил бы их, двигаясь к Океану. Скалапендра
знала. И ужалила. Но теперь мне ничего не помешает. Корабль перелетит над
Камышами. Вместе с Хозяевами. И со мной. Гонолулу так Гонолулу! Зато Камыши
останутся шуршать и слушать Смычка. И Лиловый - сыпать песочек. И Челюсть
ловить мгновение, когда Пэн поменяет позу. Пляжники ничего не заметят.
Корабль выпорхнет из Замка, как птенец. Пляжникам хватит и скорлупки. Для
порядка. И ещe - легенды о Чернохвостке, которую ужалила когда-то моя
возлюбленная.

Москва, 1987 г.