"Рудольф Штайнер. Истина и наука" - читать интересную книгу автора

не как отображения чего-то находящегося вне нас, но как нечто находящееся
только в нас. Этим самым устраняется равным образом и власть, как веление
которой мы должны были бы рассматривать нравственные законы. Мы не знаем
"категорического императива", точно голоса из потустороннего мира, который
предписывал бы нам, что нам следует делать и чего не делать. Наши
нравственные идеалы являются нашим собственным свободным порождением. Мы
должны выполнять лишь то, что мы предписываем себе как норму нашей
деятельности. Взгляд на истину как на дело свободы обосновывает таким
образом нравственное учение, основой которого является совершенно свободная
личность.
Эти положения имеют значение, конечно, только для той части нашей
деятельности, законы которой мы постигаем идеально в совершенном познании.
Пока эти последние остаются только естественными или еще логически неясными
мотивами, некто, стоящий более высоко духовно, конечно, может узнать, в
какой мере эти законы нашего делания обоснованы в пределах пашей
индивидуальности, мы же сами ощущаем их как бы действующими на нас извне и
принудительно. Каждый раз, как нам удается ясно постигнуть в познании такой
мотив, мы совершаем завоевание в области свободы.
Как относятся наши воззрения к наиболее значительному философскому
явлению настоящего времени, к миропониманию Эдуарда фон Гартмана, читатель
подробным образом увидит из нашего труда, поскольку вопрос идет о проблеме
познания.
"Философия Свободы" - вот к чему создали мы пролог настоящим трудом.
Сама она скоро последует в подробном изложении.
Повышение ценности бытия человеческой личности - это и есть цель всей
науки. Кто занимается последней не с этой целью, тот работает только потому,
что видел, что так делал его учитель; он "исследует" потому, что он случайно
этому научился. Он не может быть назван "свободным мыслителем".
Что придает наукам истинную ценность, это только философское изложение
человеческого значения их результатов. Такому изложению и хотел я
содействовать. Но, может быть, наука нашего времени вовсе и не требует
своего философского оправдания? Тогда очевидно двоякое: во-первых, что я дал
ненужный труд, во-вторых, что современная ученость бредет наугад и не знает
сама, чего хочет.
В заключение этого предисловия я не могу воздержаться от одного личного
замечания. Я до сих пор излагал мои философские взгляды всегда в связи с
миросозерцанием Гете; в это мировоззрение я был впервые введен глубоко
почитаемым мною учителем Карлом Юлиусом Шрэером, который стоит потому так
высоко для меня в области изучения Гете, что его взгляд всегда восходит за
пределы частного к идеям.
Я надеюсь, что этим трудом я показал, что здание моих мыслей
представляет нечто целое, в себе самом обоснованное, которое нет нужды
выводить из миросозерцания Гете. Мои мысли в том виде, как они здесь
изложены и будут развиты дальше в "Философии Свободы", возникли в
продолжение многих лет. Я исхожу только из глубокого чувства благодарности,
говоря, что исполненное любви отношение, которое я встретил в семье Шпехт в
Вене, когда на моей обязанности лежало воспитание детей этой семьи,
представило единственную по своей желательности среду для выработки моих
идей. И далее, настроением, нужным для последней законченности некоторых
мыслей моей, пока еще только намеченной в последней главе этой книги