"Борис Самуилович Штейн. Донный лед " - читать интересную книгу автора

лучку и хлебца. Сам выпил спокойно, занюхал рукавом старого толстого свитера
и принялся учить Фису, как кушать омулька, наматывая кожицу на палец.
И Фисе стало весело и легко. Трудная дорога с пересадками, с ночевками
в переполненных аэропортах, с "голосованием" на продутых ветром развилках -
все осталось позади, было ей тепло, сытно, и голова приятно кружилась.
Толик, однако, тоже захмелел и стал жаловаться на начальство.
- У меня перевалочная на Джигитке. Ну и че - все по уму. Жил и людям
жить давал. Понятно?
Фиса послушно кивала головой.
- Ну и че? Увольняют по тридцать третьей пункт четыре... Ну ладно...
Фиса не знала, что значит тридцать третья пункт четыре, но понимала,
что это что-то очень нехорошее, и опять сочувственно кивала.
Рассказывая, Толик курил, ходил по вагончику и как-то очень естественно
оглаживал Фису: то по спине проведет, то за плечи придержит, то руку положит
на колено. Фисе делалось жутко, но Толик зорко следил за ней и, заметив на
ее лице смятение, снова разбавлял спирт, и они выпивали, и Фисе становилось
уже не жутко.
Сам Толик, пьянея, бледнел, но глаза его становились еще острей, и все
черты лица заострялись, в особенности подбородок. Потом они попили чай,
Толик убрал со стола, закурил очередную сигарету и сказал:
- Е-карэмэнэ, в дурачка давай?
И достал карты.
Это была затасканная колода самодельных карт, коллекция многократно
переснятых фотографий голых женщин в непристойных позах с обозначением в
уголках масти и достоинства.
Фиса сначала запротестовала, но Толик сказал удивленно:
- Да ты че, девка, да ты че?!
И Фиса перестала протестовать.
И они стали играть, крыть валета дамой, а короля тузом, но и короли, и
дамы, и тузы - это все были голые тела, бесстыдно выпяченные груди,
оттопыренные зады, заломленные за голову руки.
У Фисы кружилась голова. Ею овладел восторг бесстыдства, какое-то
мстительное торжество, торжество победы над застенчивостью, победы над своим
нелепым ростом, сутулостью, над длинными неловкими руками. Она словно
примеривала на себя все эти бысстыдные позы, и голова ее кружилась еще
сильней.
И уже неважно было, кто отбился, а кто взял, кто дурак, а кто
победитель.
Толик бросил карты и подошел к Фисе. Просунув ей под мышки руки, поднял
со стула и повел к постели. Он опрокинул ее, расстегнув кофту, наскоро сжал
груди и проворно стал стаскивать с нее брюки. Потом он издал какой-то
утробный звук, и этот звук словно вывел Фису из гипнотического сна, и она
вдруг будто со стороны увидела себя с чужим настырным мужиком, которому, в
сущности, не было до нее, Фисы, ровным счетом никакого дела. Она закричала
истошно, переходя с хрипа на визг:
- Козел! Козел проклятый!
И толкнула Толика на соседнюю кровать.
Толик не ответил. Он повернулся к ней спиной и скоро уснул с храпом.
Фиса почувствовала удушье и тошноту. Она вскочила, рванула с вешалки
пальто и выбежала за дверь. Потом она улеглась на другую кровать, ту, что