"Борис Штерн. Записки динозавра" - читать интересную книгу автора

бегущих людей... Боюсь случайно обидеть кого-нибудь или забыть что-то
важное, а пуще всего на свете я боюсь нечистой силы, которая с недавних
пор раздваивает меня - отделяет мой рассудок от тела, привешивая его
сверху, как упомянутый в стародавней песенке воздушный шарик, и оттуда на
привязи наблюдает за мной. Говорят, что подобное раздвоение личности
испытывают курильщики опиума... К сожалению, не курил, не знаю.
Вот и сейчас мой разум, покачиваясь на веревочке, внимательно
наблюдает свысока, как его дряхлое вместилище продвигается на работу.
Ощущение не из приятных. Я боюсь, что однажды веревочка оборвется, шарик
улетит, а моя неуправляемая развалина будет продолжать брести по инерции
неизвестно куда. Дедушка плачет, шарик улетел...
- Извините, Юрий Васильевич, не могли бы вы уделить мне пять минут?
"В чем дело?.. - думаю я. - Опять этот старикашка. Кто такой?"
- Я приехал первой электричкой, чтобы встретиться с вами, но, боюсь,
что моя фамилия...
Он что-то еще говорит.
Не пойму, что он такое говорит? Что-то просит, чего-то боится...
Нищий, что ли? Потертый тулуп, смушковый пирожок... На нищего не похож.
- А он голубой, - отвечаю я и прохожу мимо, сердито стуча тростью. Я
же предупреждал: утром меня лучше не трогать - особенно незнакомым людям.
Старикашка отстал, я о нем забыл, и мы медленно приближаемся к
учреждению без вывески - я впереди, за мной - черный "ЗИМ". Нашу
похоронную процессию видно издалека. Человек с кобурой на боку начинает
открывать передо мной тяжелую дверь, а Павлик в последний момент извещает
меня:
- Юрий Васильевич, я отлучусь на один час.
Павлик не спрашивает, не просит, а именно ИЗВЕЩАЕТ меня. Павлик
знает, что я не откажу. Он знает, что на своем шефе можно по мелочам
комфортабельно ездить, как на "ЗИМЕ", и что я даже не спрошу, куда это он
отлучится на один час. Я все про него знаю: нет, его не интересуют левые
рейсы и нетрудовые доходы, - Павлик у нас ловелас... а попросту, кобель, -
за один час отлучки он успевает устроить свои любовные дела... Этого,
наверно, я уже никогда не пойму - как по утрам он находит себе подруг?!
Они же все на работе!
- Ладно, отлучись.
Охранник закрывает за мной дверь, и я оказываюсь внутри своего
учреждения без вывески.



2

Меня бросаются раздевать, но я не даюсь - сам расстегиваю пальто,
прохожу мимо стенда "Наших дорогих ветеранов", где первой висит моя
парадная фотография, и поднимаюсь на второй этаж, не давая никому себя
поддерживать. Там, на втором этаже, мой кабинет. Я давно уже наблюдаю, как
эти черти постепенно превращают его в мемориальный музей - сносят сюда
какой-то послевоенный хлам: настольную лампу с шелковым китайским абажуром
с драконами, гнутые стулья и толстые стеклянные, граненые под хрусталь,
чернильницы с крышками...