"Николай Николаевич Штучкин. Грозное небо Москвы (про войну)" - читать интересную книгу автора

мастерством, легкостью исполнения, но вспомнив инструктора-летчика, его
жесты и мимику, невольно подумаю: "Далеко артисту до летчика".
И вот теперь, наблюдая стремительный взлет правой руки Томилина, будто
воочию вижу атаку МиГ-3; Нанеся быстрый и точный удар, летчик правым
разворотом стремительно уносится вверх, кренит машину влево, следит за
противником, готовясь к повторной атаке...
Ничего не скажешь, наглядно. Но Хозяинов все-таки не унимается:
- Не так-то просто попасть в самолет с пикирования!
- Правильно, - неожиданно соглашается Виктор Матвеевич, - поэтому с
сего же дня займемся тактикой воздушного боя. А то мы, чего доброго,
"мессера" примем за "як", если немцы, не дай бог, звезду на нем намалюют.
Будем изучать силуэты машин, размеры, положение их в прицеле... Врага надо
уничтожать, а не хлопать в ладошки, когда гибнут наши товарищи. А чтобы
уничтожать, надо уметь. Все! - заключил Томилин не терпящим возражения
голосом и окинул всех твердым холодным взглядом.
Кто-кто, а я-то знаю его...
Впервые мы встретились с Виктором Матвеевичем в Борисоглебской
авиашколе. Среди инструкторов он выделялся и внешностью и характером.
Среднего роста, худощавый, подвижный, подчеркнуто аккуратный. Темные гладкие
волосы. Бледное, чуть удлиненное лицо, толстые губы. Больше всего меня
поразили его глаза: светлые, внимательные, очень холодные. Он казался
властным, даже надменным. Я очень боялся попасть в его летную группу. И
вдруг в начале этого года он приехал к нам на должность командира звена.
Мы, молодые летчики, размещались в общежитии, и у нас был старшина. Эту
нештатскую должность исполнял пилот Сережа Максимов, высокий, рыжий и
немного чудаковатый парень. Он очень любил командовать, даже писал приказы.
Сам писал и сам зачитывал перед строем на вечерней поверке. Известно, что
право писать приказы дано только командиру полка и вышестоящим начальникам.
Сережа об этом, конечно, знал, но тем не менее....
По приказу Максимова мы ходили в наряд, дежурили в столовой, по его
команде ложились спать. Одним словом, Сережа был нашим ближайшим
начальником, непререкаемым авторитетом, сам же признавал лишь командира
полка.
Но вот волей судьбы Сережа попадает в звено лейтенанта Томилина. Кто же
старший? Томилин, у которого в подчинении только звено, или Максимов, у
которого - полк. Максимов решил, что старший, конечно, он, и не преминул
показать свою власть: в присутствии летчиков эскадрильи сделал своему
командиру звена замечание.
- Встать! - тихо, но жестко сказал Томилин, и Максимов безропотно
встал. - Я тебе покажу, кто из нас старший. Все время будешь в правом нижнем
углу...
- "В правом нижнем углу" - это значит на последнем месте в плановой
таблице полетов. Таблица, составленная на летный день, рассчитана с
точностью до минуты, но выдержать время до конца летного дня всегда что-то
мешает. То погода, то еще что-нибудь. Тем, кто запланирован в последнюю
очередь, как правило, в этот день летать не приходится. Зато в другой раз
они начинают с утра летного дня. Иначе можно отстать от товарищей, выбиться
из колеи подготовки.
Но Томилин сказал: "Все время..." Сказал не предвещавшим хорошего
тоном, и Сережа, поняв, что это значит, изменился в лице. Он знал Томилина