"Василий Шукшин. Письмо" - читать интересную книгу автора

Ты забыла? Какая у тебя память-то дырявая. Мой же брат, Аркашка, заступился
за вас. Забыла? А кому потом ваш отец три овечки ночью пригнал? Забыла?
Короткая же у тебя память!
- А ты чё гордисся, что в бедности жила? Ведь нам в двадцать втором
годе землю-то всем одинаково дали. А к двадцать девятому - они уж опять
бедняки! Лодыри! Ведь вы уж бедняки-то советские сделались, к
коллективизации-то нам землю-то поровну всем давали, на едока.
- А вы!..
- А вы!..
Поругались старушки. И ведь вот дурная деревенская привычка: двое
поругаются, а всю родню с обеих сторон сюда же пришьют. Никак не могут без
этого! Всех помянут и всех враз сделают плохими - и живых, и покойных,
всех.
Домой старуха Кандаурова шла расстроенная. Болела душа за Катьку.
Неладно у нее, неладно - сердце чует.
Вечером старуха села писать письмо дочери. Решила написать большое
письмо, поучительное.
"Добрый день, дочь Катя, а также зять Николай Васильевич и ваши детки,
Коля и Светычка, внучатычки мои ненаглядные. Ну, када зка вы приедете, я уж
все глазыньки проглядела - все гляжу на дорогу: вот, может, покажутся, вот
покажутся. Но нет, не видать. Катя, доченька, видела я этой ночий худой
сон. Я не стану его описывать, так и описывать-то нечего, но сон шибко
плохой. Вот задумылась: может, у вас чего-нибудь? Ты, Катерина, маленько не
умеешь жить. А станешь учить вас, вы обижаитись, А чего же обижатца? Надо,
наоборот, мол, спасибо, мама, что дала добрый совет. Мы тоже ка-да-то росли
у отца с матерей, тоже, бывало, не слушались ихного совета, а потом жалели,
но было поздно.
Ты подскажи своему мужу, чтоб он был маленько поразговорчивей,
поласковей. А то они... Ты скажи так: Коля, что ж ты, идрена мать, букой-то
живешь? Ты сядь, мол, поговори со мной, расскажи чего-нибудь. А то, скажи,
спать поврозь буду!"
Старушка задумалась, глядя в окно. Вечерело. Где-то играли на
гармошке. Старуха вспомнила себя, молодую, своего нелюдимого мужа... Муж
ее, Кандауров Иван, был мужик работящий, честный, но бука несусветная. За
всю женатую жизнь он всего два или три раза приласкал жену. Не обижал, нет,
но и не замечал. Старухе жалко стало себя, свою жизнь...
"Если б я послушалась тада свою мать, я б сроду не пошла за твово
отца. Я тоже за свою жизнь ласки не знала. Но тада такая жизнь была: вроде
не до ласки, одна работа на уме. А если так-то разобраться, то - по-што?
Ну, работа работой, а человек же не каменный. Да еслив его приласкать, он в
три раза больше сделает. Любая животная любит ласку, а человек - тем боле.
Ты, скажи, сам угрюмый, и, на тебя глядя, сын тоже станет задумыватца. Они,
маленькие-то, все на отца глядят: как отец, так и они - походить стараютца.
Да я и буду, скажи, с вами, с такими-то... Мне, мол, что, самой с сабой
тада остаетца разговаривать? Да что уж это за мысли такие! - день-деньской
думать и думать... Ты, скажи, ослобони маленько голову-то для семьи. Чего
думать-то, об чем? Ладно бы, думал, думал - додумался: большим начальником
сделался, а то так, сбоку припека. Чего уж тада и утруждать ее,
головушку-то, еслив она не приспособлена для этого дела. Ничего ее и
утруждать. Ты, сканей, будешь думать, а я буду возле тебя сидеть, - в глаза