"Василий Шукшин. Из детских лет Ивана Попова" - читать интересную книгу автора

- Чужая... Нехорошо так делать. Это - воровство называется. Я вот скажу
отцу с матерью...
Что-то я вконец растерялся... Вдруг спросил:
- Горошину-то вытащили?
- О какой! - удивилась хозяйка. - Хитрит еще. - И ушла.
Мне стало совсем невмоготу.
- Пойдем домой? - предложил я Тале.
- Счас, давай только доедим, - легко согласилась она. Она твердо помнила
наказ мамы: не есть на ходу, а - сядь, съешь, чего у тебя там есть, тогда
уж ходи или бегай.
Я увидел в окно, что хозяйка пошла в сарай, и заторопил Талю. Она было
заупрямилась, но все же пошла.
Я помнил, что мы к воротам подъехали слева, если стоять к ним лицом,
значит, теперь надо - вправо. Пошли вправо. Дошли до перекрестка... Я не
знал, как дальше. Спросил какого-то дяденьку:
- Как бы нам до Ч-ского тракта дойти?
- А зачем? - спросил дяденька.
- Нам мама сказала туда идти. Она нас там поджидает. - Раньше всего
другого, что значительно облегчает эту жизнь, я научился врать. И когда
врал и мне не верили, я чуть не плакал от обиды. Дяденька внимательно
посмотрел на меня, на Талю... И показал:
- Вот так прямо - до перекрестка, потом улица налево пойдет - по ней, а
там, как дойдешь до водонапорной башни, большая такая, там спроси снова.
От водонапорной башни дорогу дальше показала тетенька и даже прошла с нами
немного.
Долго ли, коротко ли мы шли, а к Ч-скому тракту вышли. Там мы сели на
взгорок и стали ждать, кто бы нас подвез до нашей деревни. Там, на
взгорке, к вечеру уже, нашли нас мама с папкой. Таля плакала - хотела
есть, мной потихоньку овладевало отчаяние...
- Таленька!.. Доченька ты моя-а!..
Я думал, мне крепко влетит. Нет, ничего.
Скоро началась война. Мы вернулись в деревню...
Папку взяли на войну.
В 1942 году его убили.


Гоголь и Райка

В войну, с самого ее начала, больше всего стали терзать нас, ребятишек,
две беды: голод и холод. Обе сразу наваливались, как подступала
бесконечная наша сибирская зима со своими буранами и злыми морозами. Летом
- другое дело. Летом пошел поставил на ночь перемета три-четыре, глядишь,
утром - пара налимов есть. (До сего времени сладостно вздрагивает сердце,
как вспомнишь живой, трепетный дерг бечевы в руках, чириканье ее по воде,
когда он начинает там "водить".) Или пошел назорил в околках сорочьих яиц,
испек в золе - сыт. Да мало ли! Будь попроворней да имей башку на плечах -
можно и самому прокормиться, и домой принести. Но зима!.. Будь она трижды
проклята, эта зимушка-зима!.. И воет и воет над крышей, хлопает плахами...
Все тепло, какое было с утра в избе, все к вечеру высвистит, сколько ни
наваливай на порог, под дверь, тряпья, как ни старайся утеплить окна. Или