"Бруно Шульц. Коричневые лавки " - читать интересную книгу автора

Бруно Шульц.

Коричневые лавки


Август
В июле отец мой уезжал на воды, оставляя меня, мать и старшего брата на
произвол белых от солнца, ошеломительных летних дней. Замороченные светом,
листали мы огромную книгу каникул, все страницы которой полыхали сверканьем
и на дне хранили сладостную до обморока мякоть золотых груш.
Словно Помона из пламени дня распаленного, возвращалась в сияющие утра
Аделя, вываливая корзинку цветастых красот солнца - лоснящиеся, полные влаги
под тоненькой кожицей черешни, таинственные черные вишни, чей аромат далеко
превосходил познаваемое на вкус; абрикосы, в золотой плоти которых была
сокрыта долгая послеполуденная суть, а заодно с чистой этой поэзией плодов
она выгружала налитые силой и питательностью пласты мяса с клавиатурой
телячьих ребер, водоросли овощей, схожие с убитыми головоногими и медузами -
сырьевое вещество обеда, где вкус еще пребывал несостоявшимся и бесплодным,
вегетативные и теллурические ингредиенты еды, пахнувшие диким и полевым.
Сквозь сумрачную квартиру второго этажа в доме на городской площади
каждодневно проходило все огромное лето: тихость дрожащих сосудов воздуха,
квадраты ослепительности, сновидевшие на полу свои жаркие сны; мелодия
шарманки, извлекаемая из глубинной золотой жилы дня, два-три такта рефрена,
снова и снова наигрываемые на неведомой рояли, заблудившиеся в огне дня
бездонного и сомлевавшие в солнце на белых тротуарах. После уборки Аделя,
задернув шторы, напускала тень в комнаты. Тогда цвета снижались на октаву,
комната наполнялась тенью, словно погружалась в свет морской глуби, еще
мутней отраженная в зеркалах, а вся дневная духота дышала на шторах, слегка
колеблемых грезами полуденного часа.
В субботнюю послеобеденную пору мы с матерью шли гулять и из коридорных
потемок сразу окунались в солнечную купель дня. Прохожие, слоняясь в золоте,
жмурились от зноя, словно глаза им залепило медом, а вздернутая верхняя губа
открывала их десны и зубы. И на всех, мыкавшихся в златоблещущем дне, была
одна и та же гримаса жары, как если бы солнце наделило своих адептов
одинаковыми масками - золотыми масками солнечного братства, и все
сегодняшние прохожие, встречаясь ли, минуя ли один другого, старики и
молодые, дети и женщины, походя приветствовали друг друга личиною этой,
наложенной мазками толстой золотой краски на лица, осклабясь друг на дружку
своей вакхической гримасой - варварской личиною языческого культа.
Городская площадь от зноя была пуста, желта и точно библейская пустыня
до пылинки выметена горячими ветрами. Тернистые акации, выросшие из желтой
этой пустоты, кипели над площадью светлой листвой, букетами тонко
исполненной зеленой филиграни, точь-в-точь дерева на старых гобеленах.
Казалось, они аффектируют ветер, театрально взвихривая свои кроны, дабы в
патетических изгибах явить элегантность листвяных вееров с серебристою
подпушкою, какая бывает у шкурок благородных лисиц. Старые дома, многодневно
полируемые ветрами, подкрашивались рефлексами огромной атмосферы,
отголосками-воспоминаниями колеров, рассеянными в безднах цветастой погоды.
Казалось, целые поколения дней летних (словно терпеливые штукатурщики,
оббивающие фасады от плесени штукатурки) скалывали лживую глазурь, ото дня