"Джеймс Уиллард Шульц. Моя жизнь среди индейцев" - читать интересную книгу автора

понял, что это Бычья Голова. Густые и длинные волосы Бычьей Головы были
свернуты в пирамидальную прическу. Некоторое время он разговаривал о чем-то
с Тремя Медведями и гостями, а затем, к моему удивлению, начал произносить
речь на языке черноногих; говорил он, обращаясь к нам с неприкрытой
ненавистью.
- Все эти россказни о приближении военного отряда, - сказал он, -
сплошная ложь. Подумайте, Большое Озеро послал их сказать, что его люди
видели следы отряда. Я, конечно, знаю, что пикуни трусы, но когда их много,
они, наверное, пошли бы по следам и напали на врага. Нет, никаких следов они
не видели и никакого сообщения не передавали. Но я думаю, что враг проник к
нам и находится в нашем лагере; он пришел не за нашими лошадьми, а за нашими
женщинами. Прошлой ночью я вел себя как дурак. Я отправился подстерегать
конокрадов; я ждал всю ночь, но никто не появился. Нынче ночью я останусь в
своей палатке и буду подстерегать похитителей женщин, и ружье мое будет
заряжено. Советую вам всем поступить так же.
Сказав свою речь, он встал и большими шагами вышел из палатки, что-то
бормоча, наверное, проклятия всем пикуни, в особенности одному из этого
племени. Старик Три Медведя с жесткой улыбкой проводил его взглядом и сказал
Скунсу:
- Не обращай внимания на его слова. Он стар и не может забыть, что твои
единоплеменники убили его сына и брата. Другие, - он глубоко вздохнул, -
другие тоже потеряли братьев и сыновей в войне с вашим племенем, но мы все
же заключили прочный мир. Что было, то прошло. Мертвых не вернуть, но живые
будут жить дольше и счастливее теперь после прекращения борьбы и взаимных
грабежей.
- Ты говоришь правильно, - сказал Скунс. - Мир между нашими племенами -
хорошее дело. Я не хочу помнить сказанное стариком. Забудь об этом и ты и
стереги своих лошадей, так как этой ночью, наверное, появится неприятель. В
сумерки мы снова оседлали лошадей и привязали их к колышкам около палатки.
Скунс наложил свое седло на пегую лошадь и укоротил стремена. На своей
лошади он намеревался ехать без седла. Он сказал мне, что Пиксаки весь день
пробыла под охраной жен своего отца, женщин из племени гро-вантров. Старик,
не доверяя ее матери из племени пикуни, не пустил Пиксаки за дровами и водой
для палатки. Я опять лег спать рано, а мой спутник, как обычно, ушел. Но на
этот раз мне не пришлось спокойно спать до утра. Я проснулся от ружейной
стрельбы в прерии и суматохи в лагере: люди с криком бежали к месту
сражения, женщины перекликались, возбужденно переговаривались, дети плакали
и визжали. Я выбежал к нашим лошадям, стоявшим на привязи, захватив ружья,
свое и Скунсово. У него было отличное ружье системы Хоукинса, подарок
Гнедого Коня, заряжавшееся большими пулями (32 на фунт). Впоследствии я
узнал, что старик Бычья Голова один из первых выбежал спасать своих лошадей,
когда началась стрельба. Как только он покинул палатку, Скунс, лежавший
неподалеку в кустарнике, подбежал к ней и окликнул свою любимую. Она вышла,
за ней следовала ее мать, несшая несколько мешочков. Через минуту они
подошли к тому месту, где я стоял. Обе женщины плакали. Скунс и я отвязали
лошадей.
- Скорее, - крикнул он, - скорее!
Он нежно обхватил плачущую девушку, поднял ее, посадил на седло и передал
ей поводья.
- Слушай, - говорила мать с плачем, - ты будешь с ней ласков? Я призываю