"Владимир Николаевич Шустов. Человек не устает жить " - читать интересную книгу автора

- И у этого радиатор. Все. Буду тянуть вперед помалу: запас высоты пока
есть. А там... Для нас - ближе фронт, ближе дом. Так я говорю?
- Так-то оно так... - в голосе Николая Аркадий уловил нотки сомнения,
может быть, и боязни.
Сам же Аркадий к возможной гибели относился так, как относится к ней
идущий в атаку солдат. Эта мысль слабо пульсирует где-то глубоко в
подсознании, а на переднем плане бьется огромно лишь: "Поскорей добежать бы
вон до той выбоины, рытвины, воронки; поскорей достичь бы вон того бугра,
холма, окопа - там победа, а значит - жизнь". Но уж ежели задело солдата
пулей или осколком и упал он на землю, то кажется ему, что смерть, единожды
затронув, занесла над ним косу вторично и на сей раз не промахнется, секанет
под корень. А укрыться солдату негде: лежит он между своими окопами, из
которых только что выскочил, и вражескими, до которых еще бежать да бежать.
Лежит на ничейной полосе беспомощный и всем напастям открытый, как
распеленатый младенец. А отползти солдату в укрытие нет возможности: иссякли
силы. А жить солдату ой как хочется! Вот когда мысль о неминуемой смерти из
подсознания властно пробивается вперед и заполняет не только думы, но и
существо. От нее солдат не отмахнется, как прежде, не выкинет ее из
головы...
Аркадий чувствовал себя сейчас одновременно и как атакующий и как
раненый. Эти два чувства боролись в нем, и пока трудно было предсказать,
какое одержит верх. Он терпеливо ждал, чем закончит штурман начатую фразу.
- Ближе к фронту - больше немцев, - наконец выдавил тот.
- На головы им не опустимся, будь уверен.
- И посадочную площадку они для нас тоже не обозначат.
- Это верно, - согласился Аркадий, - приготовьтесь на всякий случай к
прыжку. Слышишь, Михаил? - и, когда в наушниках прозвучало лаконичное слово
"да", добавил:
- Прыгать по команде. Враз прыгать.
Все было сказано. Все было понятно. Безмолвным серебристым призраком
скользила "голубая двадцатка" к едва просветлевшей полоске восхода. Облака
коснулись машины, и она рвала их фюзеляжем, плоскостями. Кабину окутала
мгла. На плексигласе набухали водяные капли, округлялись, удлинялись и,
срываемые встречным потоком воздуха, исчезали. Стрелка альтиметра
переместилась под километровую отметку. До земли - девятьсот пятьдесят,
девятьсот, восемьсот пятьдесят, восемьсот... семьсот пятьдесят, семьсот...
"Когда же кончится облачность? И ветер. Разнесет ребят, разбросает - не
соберешь".
- Прыгать разом! Опознавательный на земле - короткие свистки.
...шестьсот пятьдесят, шестьсот, пятьсот пятьдесят...
- Пошел!
Но штурман даже не привстал, даже не посмотрел на Аркадия.
Стрелок-радист только засопел учащенно.
- Мне риск по штату положен! - рассердился Аркадий. - Николай, подавай
сигнал, и прыгайте... черти!
- С тобой - да! - голос штурмана был железен.
- Ну и дьявол с вами! Держитесь! Покрепче держитесь!
Машина, пронзив облака, прорвалась к земле. Темный массив рос,
прояснялся: бархатная чернота выцветала, покрываясь бледными пятнами
заснеженных полян и вырубок, линиями просек. "Почему так малы поляны и узки