"Владимир Николаевич Шустов. Человек не устает жить " - читать интересную книгу автора

просеки?" На альтиметр можно было не смотреть: внизу обозначились вершины
деревьев. Секунда - и коснутся они "голубой двадцатки". Упругие хвойные лапы
раздвинутся, подавшись назад, примут ее в мягкие объятия, хрупнут и,
обернувшись отточенными штыками, вспорют обшивку, вопьются в трепетное и
пока еще живое тело машины, искромсают, изорвут и швырнут истерзанное на
землю. "Дотянуть до вырубки, до вырубки, до вырубки", - навязчиво билось в
сознании.
- Держись! - успел выкрикнуть Аркадий, упираясь ногами в пол кабины и
плотнее вжимаясь в спинку кресла.
Кувыркнулась срезанная плоскостью вершина сосны. Машину встряхнуло,
подкинуло и... и спасло: так неожиданно полученные несколько метров
добавочной высоты дали Аркадию возможность преодолеть оставшиеся на пути
деревья. Открылась вырубка. Облако снега окутало "голубую двадцатку".
Толчок. Треск. Удар. Скользящий занос влево. Ломая плоскости и винты,
машина, подобно раненой птице, рывками запрыгала по снегу и неподалеку от
угрюмой стены леса уткнулась в глубокую яму, задрав к хмурому небу
измочаленный хвост.
При первом толчке Аркадий видел, как дернулся вперед и обмяк на ремнях
штурман. Второй толчок рванул и его из кресла. Ремни ножами врезались в
плечи. Кровь прихлынула к голове, заломило глаза и виски. Солоноватая жидкая
слюна заполнила рот. Сознание померкло. Очнулся он от звонкого тиканья часов
и содрогнулся: представилась мертвая тишина, мертвые люди и среди смерти -
живые часы. Пошевелился, настороженно прослушивая свое тело, стряхнул
перчатку, нащупал холодный замок металлической застежки плечевых ремней,
сбросил их и встал на приборную доску, оказавшуюся под ногами.
- Поставили богу свечку, - сказал он вслух, дивясь чужому хриплому
голосу. - Николай?
Повисший на ремнях штурман закопошился, беспомощно разводя руками и
ногами, словно находился не на земле, а под водой, и старался всплыть на
поверхность.
- Ты чего?
- Ремни. Запутался. Позови Михаила: как у него?
Вверху, над головами, где была теперь кабина стрелка-радиста,
послышался глубокий вздох и сразу булькающий долгий кашель.
- Миша?!
- Уд-да-арился, - приступы кашля мешали ему говорить. - О т-ту-рель...
Вырубку покрывал полуметровый слой рыхлого снега. Подняв голенища
унтов, они выбрались из машины, обошли вокруг. Вряд ли можно было назвать
машиной то, что представляла из себя сейчас "голубая двадцатка": зияющий
дырами фюзеляж без плоскостей и моторов, оборванные тросы, смятые кабины с
кусками лопнувшего плексигласа...
- Отъездились, - сказал Аркадий, опускаясь на кромку торчавшей из снега
плоскости. - Добрая была лошадка.
Николай раскрыл планшет:
- Взглянем?
Луч карманного фонаря осветил карту, испещренную метеознаками. Не без
труда сориентировав ее по блеклой полоске раннего восхода, едва
угадывающегося за облаками, определили, что посадка совершена километрах в
девяноста северо-западнее станции Красные Струги и до ближайшего населенного
пункта не менее тридцати пяти - сорока километров.