"Владимир Николаевич Шустов. Человек не устает жить " - читать интересную книгу автора

протяжении ивовыми зарослями. За околицей, с юго-западной стороны, у самого
леса среди сугробов зябла на поземном ветру одинокая изба с продавленной
крышей.
Темнота подступала исподволь. Скрыла вначале низину, один за другим
погасив робкие светляки деревенских окон, неторопко взобралась на холмы и
окутала поля серой мглой. Все поглотила она, кроме избы, по-прежнему
чернеющей среди поблекшего белоснежья.
И они направились к этой избе. Пошли с задворья... Долго таились за
плетнем, наблюдая. Летний дощатый сарай с подпорками по бокам. Заметенный по
крышу хлев. Поленница и под навесом сани-розвальни с задранными оглоблями.
- В окнах темно, - сказал Николай.
- Жилая, - сказал Михаил. - От крыльца, видите, свежая тропа к хлеву,
поленнице и воротам. Лошади в хозяйстве нет: сани на приколе и двор не
изъезжен. Тропа едва натоптана. Значит, народу немного.
Аркадий боком протиснулся в дыру, проделанную кем-то в плетне
умышленно: лозины были аккуратно раздвинуты и закреплены мочалками, пересек
открытую площадку и прижался к шершавым бревнам, источающим избяное тепло.
Он чувствовал это тепло, несмотря на стужу и ветер. Взобравшись на завалину,
Аркадий прильнул к окну и стал вглядываться в холодное стекло, заслоняясь от
прозрачной темноты надвинутым поверх головы воротником комбинезона. Потом он
осторожно постучал в переплет рамы. Окно изнутри осветилось неброским
колеблющимся светом. На стекле обозначилась тень, придвинулась вплотную.
- Кто?
Даже сейчас Аркадий, как ни старался, не мог различить ни человека у
подоконника, ни того, что скрыто в помещении. Прижавшись лбом к холодному
стеклу, он смотрел во все глаза.
- Кто?
И Аркадий заговорил, заговорил торопливо, взволнованно.
- Свои. Мы свои! Не бойтесь!
Тень отшатнулась. Огонек мигнул и погас. Стекло потускнело. Аркадий
поспешил к крыльцу, где ждали товарищи.
За дверью женский грудной голос проговорил:
- Ступайте, чоловики, с миром. Деревня недалече.
- Нельзя нам в деревню, - сказал Аркадий. - Никак нельзя!
Дверь распахнулась. Они не сразу переступили порог, а, стряхивая с
одежды снег, вслушивались чутко в тишину жилья. В избяном пристрое без
потолка, но с полом, среди березовых веников, развешенных гирляндами по
стенам, их встретила простоволосая женщина с пучком чадящей лучины в руке.
Морщинистое лицо ее даже при свете лучины поражало болезненной желтизной.
Аркадий осторожно притворил дверь, подумал и запер на крючок. Вслед за
хозяйкой прошли они в жилую половину.
Лучина струила копоть к щелистому потолку. Неяркий свет раздвигал
темноту, показывая то край скамьи с кухонной утварью, то прикрытые мокрыми
кружками фанеры ведра с водой, то кадушку с булыжным гнетом. "К нам, к нам,
к нам, к нам", - призывно выстукивали в темноте часы-ходики. Широкоскулая
русская печь с подслеповатыми норками печурок словно только что пробудилась
и вовсю позевывала округлым провалом неприкрытой топки.
В горнице было чисто, пусто и прохладно. Крепко пахло свежей хвоей.
Прямо, в простенке, зеркало, занавешенное простыней. Посередине горницы -
стол. На столе, во всю его длину, покойник под белой холстиной. Летчики