"Владимир Николаевич Шустов. Человек не устает жить " - читать интересную книгу автора

платок с алым пятном. "Пора, Арканя, варево выдавать. Распорядись-ка о ковше
под шестую. Зальем глотку мировой буржуазии". С врагами рабочего класса у
дяди Леши Кобзева был особый счет: за простреленную грудь, за порубанную
колчаковцами семью, за отца и брата, что остались навечно у расщепленных
американскими снарядами горелых свай Чонгарского моста, в гнилом Сиваше...
И, несмотря на недуг, не уходит дядя Леша от мартена, чтобы рассчитаться за
все это сполна.
Аркадий очнулся. Вымучив улыбку, сказал:
- Покурить бы сперва.
- Валяйте.
- Доставай, братва, кисеты.
Это и был условный сигнал, о котором он заранее договорился с Николаем
и Михаилом. Пистолеты враз легли на кромку стола.
- Тихо, - спокойно предупредил Аркадий. - Тихо. Николай, обыщи этого и
тех. Миша, собери автоматы. У печки. Нашел? На косяке еще.
Зубы Пинчука зацокали по ободку кружки. Пальцы, только что любовно и
бережно обнимавшие ее, разжались, и она выпала, сбрякала о половицы,
покатилась к порогу, с пристуком переваливаясь через фигурную ручку и
расплескивая самогон. Пинчук невольно потянулся за ней.
- Сидеть! - Аркадий привстал. - Сидеть! Коля, пошарь у него за
голенищем, - и, когда кинжал с отточенным до синевы лезвием засверкал в руке
штурмана, покачал головой: - Все ловчишь, Пинчук?
Митрошкин стоял на излюбленном месте у печки, грел спину и по-прежнему
жевал бутерброд. Зато Дюков, безмятежно похрапывающий на лавке, сразу
проснулся, приоткрыл веки, поводил бровками-репейниками, сел на лавке,
сбычившись. Его затрясло.
- Ш-шу-шутки шу-шутите? - неуверенно спросил Пинчук и вдруг, всплеснув
руками, с младенческой наивностью воскликнул восторженно: - Наконец-то,
родненькие! А я с ног сбился, чтоб с партизанами свидеться! Давненько хотел
свидеться!
- Неужели?! - вырвалось у Михаила. - Ну и ну.
- Ей-ей! Служить вам намеревался. Верой и правдой служить! Век свободы
не видать!
- Свободы? В этом ты, пожалуй, прав. Держать таких, как ты, на
свободе - преступление. Судить будем, - Аркадий поочередно обвел взглядом
физиономии полицейских. - Начнем со старшего. Обвиняем мы тебя, Пинчук, в
измене России...
- Не было того, не было! Я с умыслом к немцам подался, с умыслом.
Вредить им решил, вредить!
- ...в расстрелах советских людей...
- Враки это, враки! Хоть у кого спытайте!
- ...в выдаче немцам группы красноармейцев, что посчитали тебя за
человека.
- То патруль нагрянул, патруль! Да разве смог бы я наших родных
советских людей...
- Смог. Мы приговариваем тебя, Пинчук, к высшей мере наказания -
расстрелу.
- Наговор, наговор! - зачастил Пинчук. - Бабьи выдумки! Возвести на
человека поклеп завсегда просто. Озлобились против меня деревенские. Харч я
с них требую. А как быть? Немец, сволочь, с меня сало, масло, хлеб