"Владимир Николаевич Шустов. Человек не устает жить " - читать интересную книгу автораплаток с алым пятном. "Пора, Арканя, варево выдавать. Распорядись-ка о ковше
под шестую. Зальем глотку мировой буржуазии". С врагами рабочего класса у дяди Леши Кобзева был особый счет: за простреленную грудь, за порубанную колчаковцами семью, за отца и брата, что остались навечно у расщепленных американскими снарядами горелых свай Чонгарского моста, в гнилом Сиваше... И, несмотря на недуг, не уходит дядя Леша от мартена, чтобы рассчитаться за все это сполна. Аркадий очнулся. Вымучив улыбку, сказал: - Покурить бы сперва. - Валяйте. - Доставай, братва, кисеты. Это и был условный сигнал, о котором он заранее договорился с Николаем и Михаилом. Пистолеты враз легли на кромку стола. - Тихо, - спокойно предупредил Аркадий. - Тихо. Николай, обыщи этого и тех. Миша, собери автоматы. У печки. Нашел? На косяке еще. Зубы Пинчука зацокали по ободку кружки. Пальцы, только что любовно и бережно обнимавшие ее, разжались, и она выпала, сбрякала о половицы, покатилась к порогу, с пристуком переваливаясь через фигурную ручку и расплескивая самогон. Пинчук невольно потянулся за ней. - Сидеть! - Аркадий привстал. - Сидеть! Коля, пошарь у него за голенищем, - и, когда кинжал с отточенным до синевы лезвием засверкал в руке штурмана, покачал головой: - Все ловчишь, Пинчук? Митрошкин стоял на излюбленном месте у печки, грел спину и по-прежнему жевал бутерброд. Зато Дюков, безмятежно похрапывающий на лавке, сразу проснулся, приоткрыл веки, поводил бровками-репейниками, сел на лавке, - Ш-шу-шутки шу-шутите? - неуверенно спросил Пинчук и вдруг, всплеснув руками, с младенческой наивностью воскликнул восторженно: - Наконец-то, родненькие! А я с ног сбился, чтоб с партизанами свидеться! Давненько хотел свидеться! - Неужели?! - вырвалось у Михаила. - Ну и ну. - Ей-ей! Служить вам намеревался. Верой и правдой служить! Век свободы не видать! - Свободы? В этом ты, пожалуй, прав. Держать таких, как ты, на свободе - преступление. Судить будем, - Аркадий поочередно обвел взглядом физиономии полицейских. - Начнем со старшего. Обвиняем мы тебя, Пинчук, в измене России... - Не было того, не было! Я с умыслом к немцам подался, с умыслом. Вредить им решил, вредить! - ...в расстрелах советских людей... - Враки это, враки! Хоть у кого спытайте! - ...в выдаче немцам группы красноармейцев, что посчитали тебя за человека. - То патруль нагрянул, патруль! Да разве смог бы я наших родных советских людей... - Смог. Мы приговариваем тебя, Пинчук, к высшей мере наказания - расстрелу. - Наговор, наговор! - зачастил Пинчук. - Бабьи выдумки! Возвести на человека поклеп завсегда просто. Озлобились против меня деревенские. Харч я с них требую. А как быть? Немец, сволочь, с меня сало, масло, хлеб |
|
|