"Владимир Николаевич Шустов. Человек не устает жить " - читать интересную книгу автора

занимается слежкой и наушничает. И, надо сказать, проделывал он это
мастерски. Даже сама природа позаботилась о том, чтобы показать истинное
призвание Горбачева: подбородок, губы и кончик носа клином выступали вперед
и придавали денщиковской физиономии форму острой собачьей морды, а крупные
уши, торчком прилепленные к треугольному черепу со скошенным лбом, как
нельзя кстати дополняли это сходство.
Горбачев не был дураком, все понимал и осторожничал. И все же судьба
подкараулила его близ делянки, где работали Аркадий, Михаил и Николай.
Подпилив толстокорую сосну, они обрушили ее на расчищенную площадку и,
прежде чем взяться за обрезку сучьев, присели на ствол передохнуть. Было
душно. Согретая солнцем влажная земля парила. Вытирая пот, Аркадий заметил
среди листвы физиономию Горбачева, не спеша поднялся и, озабоченно осмотрев
пилу, громко сказал:
- Подправить бы надо. Мастер у себя?
Но к дощатой сараюшке, где всегда торчал Отто, Аркадий не пошел.
Углубившись в ельник, он круто повернул в сторону, прихватил с куста
брезентовый дождевик, который по утрам оберегал фельдфебеля от холодной
росы, и, зайдя сзади, накрыл этим плащом Горбачева с головой, заткнув
разинутый было рот комком промасленной ветоши. Синяки и шишки, полученные "в
темную", не пошли Горбачеву впрок, но зато окончательно сблизили Аркадия с
Николаем Смирновым. Теперь они говорили обо всем откровенно.
Мысль о побеге подал Аркадий. За время боевых полетов над Псковщиной он
достаточно хорошо изучил местность и при нужде мог разработать безопасный
маршрут. Нужда такая приспела, и Аркадий начал деятельно готовить товарищей
к побегу. Объяснял им, как ориентироваться по солнцу, по густоте древесных
крон, по мху на стволах, по звездам...
Дождливой ветреной ночью все население второго барака покинуло лесной
лагерь. В пустой темноте жилья глухо мычал привязанный к столбу Горбачев да
шуршали дождевые капли, врываясь через выставленное окно.
Группы, сколоченные загодя, распались. В ненастной ночи потерялся и
Николай Смирнов. Аркадий с Михаилом остались вдвоем. Холодное серое утро
настигло их далеко от лагеря на пути к озеру Ильмень.
И потянулись дни... Нет, они были вовсе не такими, как тогда в зимнем
лесу под Новосельем. Голодно. Но ведь свобода! Холодно и сыро. Но ведь
свобода! Хочешь есть - отыскивай, пожалуйста, сладкий мучнистый корень. Он
питательней брюквенной бурды. Хочешь согреться - пробегись, спляши
вприсядку, и никто не ткнет тебе под ребра автоматом. Дождь сеялся до
полудня. Небо просветлело. Теплый ветер обсушил траву. Зашелестели ветви
сосен и елей. И не вкрадчиво зашелестели, не льстиво, как там, под
Новосельем, а по-весеннему мелодично и приятно. Свобода!
И они наслаждались свободой, впервые, казалось, по-настоящему
прониклись неповторимыми красотами природы. Им нравилось встречать утренние
зори. Задолго до рассвета забирались они в самую глушь, ложились на хрусткую
прошлогоднюю траву и, глядя вверх, ждали. Темнота была непроницаема. Но вот
в ней чуть прорезались, даже не прорезались, а лишь слегка определились
неясными контурами кроны деревьев. И по мере того как выцветало небо, они
все наливались и наливались густой, темной краской, простирали над землей
ветви, как руки, ладонями вниз. А когда розовели просветы между ветвями,
хвоя зеленела. Утренний ветер принимался ерошить иголки. Солнце - вот оно,
солнце! И пробуждались птицы.