"Юрий Шутов. Собчачья прохиндиада ("Ворье" #2) " - читать интересную книгу автора

террариума. Не дав ей открыть рот, я тут же поведал о сплошной голодной
жизни всех холостяков, убежденных, что ощущение сытости недостижимо, и
предложил сегодня доказать полную несостоятельность подобных утверждений
двум оппонентам, пожелавшим вкусить весь ассортимент убедительных доводов.
Мой рассказ не возымел желаемого действия, даже наоборот. Мне было сообщено,
что эта легенда выдумана для одиноких женщин, мечтающих выйти замуж. Судя по
металлическому звучанию голоса, одинокой она не была и предложенную мною в
разговоре тему прекрасно знала, ибо, вполне вероятно, имела паспорт, уже не
раз тронутый штампом загса. Что касается мужа, если в настоящий момент он
имелся, то, глядя на решительный вид администраторши и манеры, ему вряд ли
предоставлялась возможность уныло размножаться, имея в качестве жены такого
капрала в юбке. Прикинув все это, я резко сменил тон, давая понять, что
после того, как во втором веке до нашей эры финикийцы выдумали деньги,
которые стали потом делать в любых количествах, быстро и качественно
поужинать двум мужикам в таком заведении, где мы с ней находимся, перестало
быть проблемой. Она, как и предполагалось, сразу меня поняла. Все детали мы
тут же обсудили. Место я выбрал сам, в углу зала за столиком на двоих. Все,
что было на кухне, заказал и, прежде чем отправиться за Собчаком, наверно,
заждавшимся меня, еще раз на всякий случай окинул взглядом помещение. Ничего
особо примечательного для подобных мест я не заметил ни среди сидящих, ни в
интерьерах. Над нашим столом, видимо, для прикрытия чуть обшарпанной стены
красовалась картина, на которой неизвестный художник превратил обнаженное
женское рабочее тело в сложную систему не совсем впечатляющих трезвого
зрителя линий. Невдалеке от нее застыл за стойкой, медленно надувая
бело-розовые пузыри из "жвачки", бармен, вялый, словно припорошенная первым
снегом трава, с недовольно-удивленным лицом, как у случайно пойманного на
улице таксиста, которого захотели нанять простые старики-пенсионеры, не
способные своим ходом добраться до дому. Отказ в такой поездке таксист
обычно объяснял искренней уверенностью, что, по имеющимся сведениям,
подобные пассажиры должны были уже давно, словно мамонты, исчезнуть без его
помощи из жизни и тем самым не мешать ему зарабатывать.
В дымном зале блуждали плотные молекулы негромких разговоров и
хихиканий. Все было абсолютно спокойно.
Собчак почти задремал, но обаятельно разулыбался, узнав, что все
устроилось. С утра было довольно прохладно, и "патрон" поверх костюма надел
свою нейлоновую куртку, потрепанным видом которой он в недавнем прошлом
завоевал симпатии избирателей, слоняясь с мегафоном у станции метро
"Василеостровская". Я попросил оставить ее в машине, чтобы не вызвать
демонстрацию протеста владельцев сданной в гардероб приличной одежды.
Помня мой "приветливый наезд" при первом заходе, "боец" на дверях
изумленно уставился на Собчака, отчего я определил, что он смотрит иногда
телевизор. Мой недавний своеобразный, на специфическом жаргоне монолог,
вероятно, навел швейцара на мысль о тесном сотрудничестве "патрона" с
мафией.
Пока Собчак мыл руки и любовался собой, я разглядывал дверь туалета, на
которой в сжатых выражениях были отражены основные моменты интимной жизни
большинства посетителей. Из туалета "патрон" проследовал через зал с видом
идущего к трибуне и сел за указанный мною столик, озираясь вокруг яркой
улыбкой. Его появление внимания жующих особо не привлекло, что "патрона"
задело, хотя удивляться тут было нечему: он еще не стяжал вокруг себя