"Александр Шуваев. Книга Предтеч [NF]" - читать интересную книгу автора

от грядущего блаженства ради блага ближних и дальних, и, худой до
бестелесности, с длиннейшими и спутанными космами черных волос, вошел
он в сообщество ищущих. Считалось, что он видит суть вещей прямо через
обманчивую завесу внешнего, являющегося, как известно, всего лишь
иллюзией. Воля же его была подобна чистому кристаллу без порока.
Следом шел слепой монах, поэт, певец и непревзойденный знаток
учения и канонов: сам Владыка послал его в путь, предложив высокому
собранию его кандидатуру, и многие говорили, что это было немалой
жертвой с его стороны, потому что слепец с его поистине необъятной
памятью на своем месте был трудно заменим. Он один заменял библиотеку
в тысячи томов, но избран был далеко не только по этой причине: от
рождения не видевший света, он, казалось, все-таки видел мир
по-своему, не так, как его видят зрячие, потому что в самом деле
невероятной, неправдоподобной остротой обладали остальные его чувства.
По мнению братьев, он обладал также способностью проникать в Суть
Вещей, но это свойство его неизреченным образом было совсем другим,
нежели у аскета.
Третьим был монах обители Бадан, из числа тех, кто как раз и
создал ей широкую славу и, в конечном итоге, немалую часть богатства,
- знаменитейший врач. Одонг настоял на участии в поиске именно его,
дабы избранный младенец был по-настоящему здоровым и беспорочным и
попал бы к воспитателям невредимо. Понятно, что при этом настоятель
отнюдь не выставил напоказ этих своих вполне практичных резонов, а
собратия, если и поняли их, виду отнюдь не показали. Семь лет было
целителю, когда он попал в ученики лекаря, и без двух шестьдесят, без
двух полный круг лет прожил он, когда на него легла обязанность
отправляться в поиск. Великий знаток древних книг при необходимости
смело поступал вопреки написанному в них - и не ошибался, весьма
напоминая этим самого Одонга, и пользуясь неизбывным его уважением за
эту черту. По ремеслу своему и по причине долгой жизни знал врач все
темные стороны бытия, но ничто дурное поразительным образом к нему не
приставало.
Четвертым был почти до немоты молчаливый горец-слуга, по словам
Одонга: "Почти вовсе не человек, но поистине незаменимый в пути
припас."
Пятым был бандит. Три года тому назад он явился в обитель с
дальней восточной окраины Мира, назвался величайшим злодеем и свою
историю поведал одному лишь Одонгу. Став вечным послушником, он всех
превзошел в аскетизме и выполнял в обители самую тяжелую и грязную
работу, вкушая при этом только самую малость самой постной и скудной
пищи. Так он быстро ослабел и неминуемо помер бы, если бы прознавший
про то настоятель не приказал бы ему питаться как следует и сохранить
телесную силу. Тогда он проявил надлежащее послушание, но теперь,
узнав, что ему предстоит сопровождать высоких учителей и, при
необходимости, охранять их и защищать, "держа меч в правой руке своей"
- осмелился усомниться:
- Отец мой, я поселился в обители, дабы никогда больше не лить
человеческой крови, поскольку кровопролитие стало нестерпимо для меня
с самого мига прозрения, и теперь неизмеримо легче для меня самому
быть убитым, нежели убивать других.