"Есико Сибаки. Могила Ван Гога (Современная японская новелла) " - читать интересную книгу автораневидимая глазу, красная линия. Так он ощущает мир. Мне кажется, он жил и
видел картины, совпадавшие с природой - той, что оставалась после того, как было написано все, что можно было написать. За словами мэтра Курэда ощущалось столько подлинного тепла, что доверительное спокойствие их беседы не было разрушено. И Масако почувствовала облегчение. - И меня заинтересовала одна картина. Там изображена церковь. Холст десятого номера, но написано очень густо; присмотришься, и кажется, что церковь стоит словно башня смерти. Художник как будто беседует с мертвым или святым. Я-то ничего не понимаю в искусстве и всегда считала, что в картине должна быть некая красота. Мне просто непонятно произведение, которое способно лишь поражать и подавлять. Нобуо заглянул мне через плечо и говорит: "Какая мрачная картина". И тут все во мне восстало. Как бы там ни было, а я бы не хотела, чтобы сын так говорил. "Всмотрись - и она на глазах будет становиться все красивее!" - воскликнула я, и так оно и вышло! На следующий день, взглянув на нее при солнечном свете, я увидела, как высветлилось черное и серое. И вот смотрела с тех пор каждый день, и картина делалась мне все ближе, она словно заговорила со мной. Ну, это уж только мое - разговор с картиной. Я, собственно, и не предполагала, что Ябуки так разительно переменился. - Это прекрасно, что жена Ябуки-куна его поняла. А уж примет его публика или нет - это следующий вопрос. - Если в картине есть что-нибудь зловещее, непостижимое, ее могут не понять. Может быть, эти картины и не шедевры. Но я их хорошо понимаю. Сын говорит: "Вот и съезди, посмотри, что это за места, куда близкий тебе себя и проводил меня в дорогу. - Завтра я покажу вам окрестности Уазы, столь дорогие для Ябуки. Мы с женой давно там не были и поедем с радостью. Многие туристы думают, что Париж - это Елисейские поля и Сент-Оноре, а сделаешь шаг за город - и такие сельские просторы, просто чудо. Хозяйка приготовила угощение, и они втроем пообедали за столиком, откуда был виден внутренний двор. Глядя на супругов Курэда, привыкших жить во Франции, легко и привычно поедающих устриц, держа в руке кусок хлеба, она невольно подумала о том, каково было Ябуки приходить к этому теплому семейному очагу. Однако, наверно, скоро и ей будет невесело, когда сын отделится от нее. - Ведь вы, наверно, впервые в Париже? Надо бы вас и по городу поводить. - Так и сделаем, - кивнул мэтр Курэда. - Ябуки любил и предместья. Увидел, как я написал канал, и говорит: "Какое безобразие, что ты сделал это раньше меня". Он очень реки любил. - Он рассказывал, как гулял в жаркий день вдоль канала, шел все ближе и ближе к воде, наконец снял носки и пошел шлепать босиком. - Это было во время празднования Четырнадцатого июля. Дни стояли жаркие. Вообще лето было необычное. - Как-то Ябуки-сан пришел к нам внезапно и спрашивает: "Умеете, хозяюшка, делать желе на агар-агаре?" И научил меня, как его готовить. Но у меня агар-агара не оказалось, и я в конце концов состряпала ему взамен маринад из бобовой лапши. Что он ни скажет, на него невозможно было рассердиться - такой уж был человек. |
|
|