"Олег Васильевич Сидельников. Нокаут " - читать интересную книгу автора

исподнее твое".- "Нет,- говорит,- не сознаешь. Это вещь для нас, а в
конечном итоге стопстанция, материя бесконечная и вечная". Старушка
горестно вздохнула.
- Оно и верно - материя, трикотаж жиденький... Женился касатик.
Начитался в книжках умных слов.
Мало-помалу жизнь в "Идеале" вошла в свою колею. У кормила правления
артели встал бесстрашный Галифе. Сотрудники навестили Тихолюбова. Доктора
произнесли заковыристое латинское слово и, печально кивая головами,
советовали "не терять надежды".
Вскоре уголовному розыску удалось поймать грабителей. Воры успели
продать лишь каракулевую шапку Мирослава Аркадьевича, его зимнее пальто да
две-три случайно прихваченные ими книжки. Как объяснили рецидивисты, "один
очкарик дал пятерку за какие-то "Мысли" в сером переплете, а узбек или
таджик отвалил полсотни за растрепанную книгу с чудным названием: не то
"Тот говорил", не то "Так заговорил". Учебник физики еще маханули. Вот и
все, гражданин начальник".
Доктора привозили несчастного Тихолюбова в его квартиру, показывали
вещи, стеллаж с книгами, на котором висел картонный плакатик, выполненный
собственноручно Мирославом Аркадьевичем: "Книги никому не выдаются, ибо
приобретены аналогичным способом".
Тщетно. Умалишенный, впавший теперь в меланхолию глупо улыбался и
повторял как попугаи устоявшуюся в его поврежденном мозгу бессмысленную
фразу:
- Два миллиона талантов. Система рухнула. Отдайте мне мое
миросозерцание!
Лишь однажды, когда больного пришел проведать технорук и заявил: "Вы
поправитесь. Два миллиона приветов! Это я вам сказал", Мирослав Аркадьевич
встрепенулся, посмотрел на сослуживца до жути умными глазами и отчеканил
внятно, четко и непонятно:
- Вы сказали:"Два миллиона приветов"?!.. Наконец-то! Джон Локк,
"Мысли о воспитании", серый переплет. Санкт-Петербург, 1890 год, на
корешке штамп: "Библиотека Бахкентского кадетского корпуса. Отдел номер
два. Номер двадцать два. Страницы сорок-сорок один".

***

Лев Яковлевич Сопако не считал себя жуликом потому, что органически
не мог не воровать. Специализировался он на хозяйственных преступлениях и
более или менее регулярно попадался. Всякий раз, как следователь клал
перед собой бланк протокола допроса обвиняемого, Лев Яковлевич прежде
всего заявлял о том, что имеет сообщить нечто, смягчающее его вину.
- Видите ли,- ласкал глазами следователя Сопако.- Я очень люблю своих
детей. Они такие смышленные, музыкальные. Это я вам сказал. Кроме того, я
страдаю клептоманией крупного масштаба.
"Гранд-клептоман" сидел часто - в соответствии с периодами развития
страны. Сидел при военном коммунизме и при нэпе, в периоды
индустриализации страны и коллективизации сельского хозяйства, во время
Отечественной войны и в годы восстановления народного хозяйства.
Сидел понемногу. Ему везло. То выручала презумпция невиновности:
прокуратура не смогла собрать достаточно веских улик; то подоспевали