"Юлия Сидорова "Константинуум"" - читать интересную книгу автора

Третьего дня Лихуд прислал письмо, в котором выражает заботу обо
мне и моем здоровье и сетует о скоропостижности перемены,
приведшей меня сюда, на Олимп. Дивится тому, как непостижимо
совпал мой постриг с известными событиями, в результате которых
сменилась царская власть. Намекает на вмешательство свыше и
изъявляет радость по поводу того, что у нас еще имеют место
божественные откровения в адрес таких достойных людей, как
Михаил Птолл. Не успел я как следует отпировать над Лихудовым
двусмыслием, как был удостоен визита Иоанна Ксифилина, который
уже столь естественен в роли нашего монастырского главы и
который глядит на меня долго и сочувственно, как на больного, и
спрашивает, что я собираюсь делать в дальнейшем. Да уж не
получил ли и ты, Иоанн, копию Лихудова письма?! Да уж не решили
ли вы двое, что за Птоллом присмотр нужен, так как он находится
в тяжелом состоянии?
Как я себя чувствую? - Очень даже неплохо, друг мой, отец Иоанн.
Вчера прогуливался и ушел довольно далеко, по той тропе, что
уваливается сразу за монастырь и направляется под гору. Но под
гору идет, оказывается, недолго, а начинает забирать вверх,
петляя туда-сюда, и преодолевать это в рясе, представь, довольно
неудобно, в то время как веселые крылатые насекомые
просвистывают мимо тебя, человечины, а порой и выказывают
интерес к твоей особе, который нельзя одобрить, ибо он всегда
кончается одним и тем же: даже самая маленькая безобидная муха,
если ей позволить слишком долго сидеть на твоей коже, почему-то
кусает, и пребольно... Да, вот так. Кусает, мой друг, и
пребольно. Так вот... мое усердие, однако, вознаградилось тем,
что, взобравшись наверх, я различил снизу меж сосен озеро и в
виду оного присел и даже задремал на легком ветерке, а
проснувшись, первым делом увидел перед собой валун, покрытый
нежным фестончатым лишайником, и тотчас подумал, сколь прекрасно
пробуждаться в лесу, прислонившись спиной к стволу.
Но чего я тебе не расскажу, Иоанн, так это того, что, сидя с
тобой здесь и беседуя, я мысленным пальцем легонько бережу душу,
легонько, но настойчиво раскачиваю, как болячку, ибо для меня
ты, Ксифилин, связан с моим константинопольским прошлым, ты был
там тоже, ты лицезрел. Как комар давешнего леса, я сосу от
всякого человека, жившего в моем прошлом. Незримо, Иоанн,
незаметно, наслаждаюсь я твоим присутствием. Я бы шаг за шагом
вывел тебя к поминанию дней былых, истовому толкованию любого
маломальского события, я бы радостно внимал твоим суждениям,
лишь бы они касались моих дорогих воспоминаний. И я бы намеками,
хитросплетениями, улыбками выдал бы себя с головой, ибо более
всего на свете мне хочется поведать то, что у меня на душе.
Но не могу, Иоанн.
А возвращаясь к разговору о лесе, добрая ты душа, Иоанн, в спину
твою, скрывшуюся за дверью, скажу, что не ходил я по этому лесу.
Я бегал, и в моей бороде застревал разный растительный сор. Я
сидел, задрав лицо к солнечным бликам, которые ветер сдувал с
деревьев, у меня даже ломило кадык, я ловил в глаза солнце, я