"Юлия Сидорова "Константинуум"" - читать интересную книгу автора

собою Государя, который стоит к вам вот так же близко, как я
сейчас сижу, и взирает на вас с любопытством и нетерпеливым
ожиданием. В этот момент вы не можете не отметить про себя, что
монах сей не лишен привлекательности и благородства черт - лицо
его освещено породой, прелестью и достоинством. Как больно
вспоминать, что сделалось с лицом и всей фигурой Царя через
несколько лет, в результате поразившей его болезни! Вам не
терпится узнать, что же я ему сказал? Извольте, нетерпеливые.
Итак, я было решил прибегнуть к формалистическим оборотам.
Однако некий бес в этот момент защекотал меня изнутри,
настойчиво соблазняя подбавить в нашу беседу немного остроты.
Эдакого юношеского задора, не в обиду, а в поощрение вам,
молодым, будь сказано. Я спросил Константина: полагаете ли вы,
Государь, что мудрость, исполненная знанием меры вещей, осознает
и собственную меру? Ну, так если бы было вас в чем разубеждать,
вы не обратились бы ко мне, малому. Так и сказал. А он? А он,
Царь, улыбнулся на это загадочно, по плечу меня похлопал и
говорит: ступай, мол, да жди от меня в письменном виде. Через
месяц, не более, получаю от Лихуда весточку и пару уток. Пишет:
переезжай, будешь в канцелярии, напомнили Государю, и он не
против, уток кушай на здоровье, отпразднуй, счастливая душа,
свое новое назначение. И что удивительно, во все время ожидания
сей записки ни капли страха во мне не было. Напротив.
Благословенные были времена!
Да, то были благословенные времена. Вы захотите меня спросить,
чем же таким примечательна эта пора, о которой я толкую. Видите
ли, я назову ее порой невинности, вот чем она примечательна.
Когда я вспоминаю те дни, тогдашняя погода кажется все лучше и
лучше. Одежды, бывшие на людях из тех дней, становятся все
белее, и вот уже светятся. На полу там все время луч солнца, в
окне непременно кусок голубого неба, там какая-то все время
весна, то ли вишня цветет, то ли каштан, и сам я все в
библиотеке, все с фолиантом. Царь интересуется науками, и мы
частенько пускаемся в длительные упражнения. Я рассказываю или
читаю ему из Тертуллиана, тот тоже из провинции, образованец,
как и я, перо имеет простое и честное. У Царя он порой вызывает
смех - например, когда описывает какую-то историю и упоминает,
что богатый римлянин купил себе молодого раба и "воспользовался
им как греком". Да как же, как же это? - настаивает Царь. Мне,
академисту и поклоннику изяществ, приходится отвечать за дикого
римлянина, бормочу, смешиваюсь. Царь хохочет. По вашим
недоуменным лицам, мои слушатели, я догадываюсь, что и вам не
знакомы нравы Рима. Видите ли, я не уверен, что мои объяснения
уместны здесь, однако если вы настаиваете, то по не вполне
понятным мне причинам тогдашние греческие подданные империи были
известны своим благосклонным, даже я бы сказал, заинтересованным
отношением к сожительству между лицами мужеска пола. От них,
говорят, и повелось, и даже получило, по всей видимости, широкое
распространение в некоторых кругах, особенно людей зажиточных...
Ну вот, и зарделись некоторые из вас, из юных слушателей,