"Александр Силаев. Недомут " - читать интересную книгу автора

поздно. Он потерял способность двигаться и разбираться в пространстве,
зачем-то держа сознание. Боли не чувствовал. В момент удара и чуть после
было что-то другое. А потом уже боль. А потом уже и не боль. А потом его
опять били. А потом первый сказал второму, ты че, дурак мол, по мертвому
бить, это же труп уже, все, на хрена уже, не в кайф, пошли, бля, а то
менты, бля.
Первому исполнилось лет семнадцать. Второй, кажется, старше, или
просто выглядит старше, или настолько некрасив, что о возрасте трудно
судить. Уроды или очень красивые часто выпадают из возраста, и дураки
выпадают, и гении, и птицы, и звери.
Первый разговаривал спокойно и без оружия. А Смурнов слушал. Он не
ударил в горло ребром ладони, и не заехал кулаком в нос, и не бил ногой
в пах - не умел ведь. И не убегал, потому что родился скромным. И не
смеялся, потому что чувствовал страх. Когда его ударили, страх скончал-
ся. Как будто и не родился страх. Кого бояться? Страх исчез, но было
поздно, он потерял умение двигаться и делать что-то в пространстве.
В себя пришел и увидел, что лежит не на мокрой улице под небом, а на
сером ворсистом полу и под потолком. Он был в той одежде, что и в двух
кварталах от родного дома, где его завалили железной палкой. Он видел,
что лежит в темно-синих джинсах, кожаной коричневой куртке, черных стоп-
танных башмаках. Кровь не текла. Крови не было, и синяков, и царапин, и
разбитой головы - целехонька была голова, и руки-ноги росли, и уши то-
порщились, и глаза близоруко зыркали, и член спокойно лежал; он чувство-
вал свои руки, свои ноги, свой член. Как хорошо, обрадовался он, а потом
удивился, именно так, в очередности: сначала чувство неземного удовлет-
ворения, а затем удивление, и только через промежуток - великий страх.
Сначала было радостно чувствовать тело, впервые, наверное, со времен
детства, со школьной эпохи, а может быть, и дошкольной. Он ведь не заме-
чал свое тело, оно казалось ему вещью, футляром для переноса сути, так
себе, не им; вот автомобиль перевозит тело, а оно перевозит душу, так
примерно. Оказалось, не совсем так или даже перпендикулярно: легко по-
нять это, получив железным прутом в мозг, а затем очнуться на сером и
пушистом, и смотреть в потолок из белых плит, и не разуметь ничего,
только видеть и только чувствовать.
А затем пришли добры молодцы, числом четверо. С шутками, с прибаутка-
ми они подняли его на ноги и весело спросили: ну че, братан, идти мо-
жешь? Он встрепенулся, кивнул. Ну так пошли, мать твою, чего лежать,
когда можно идти, почему идти, когда можно бежать, зачем бежать, когда
можно лететь, да и незачем лететь, если весь мир - и так в тебе, только
руки протяни, только шевельни мыслью? Сразу не ухватил, а переспросить
убоялся, так и шли они, четверо молодцев и убоявшийся Смурнов...
Навстречу им не семенили архангелы, не горел по сторонам божий свет, не
струилась любовь, не плясали черти. Коридоры, коридоры и опять коридоры,
ворсистый пол и белый потолок, тусклые лампы и коверные лестницы. Лифты
гудели, но добры молодцы обходили их. Смурнов устал любоваться на пол и
стены, он снова посмотрел на себя. И поглядел в себя. И снова не нашел
боли, и опять не увидел крови. Конвоиры похохатывали, легко постукивая
Смурнова в спину. Так и пришли.
Ручка и блокнот имели страшный вид, они манили, отталкивали, пугали.
В школе он здорово катал сочинения: из параллельных классов заходили и