"Александр Силецкий. Пещера на склоне горы" - читать интересную книгу автора Стало быть, он жив и вправду, поскольку то, что он сейчас
проделал, мертвым не под силу. Как ни объяснял новый учитель, Чингиз в такие вещи верил непоколебимо. Но как же завязать с хозяевами разговор? Ведь глупо просто так лежать... Неожиданно одна из женщин встала и направилась к нему, держа в руках грубо сработанный кувшин. По ее походке, по всему ее облику Чингиз понял, что она очень молода. И еще он заметил: при всей своей несомненной дикости, она хороша собой - подобных ей в селении он не встречал ни разу. Она опустилась перед ним на корточки и протянула кувшин, почти до краев наполненный козьим молоком. Что-то дрогнуло в душе Чингиза - до того доверчиво и ласково смотрели ее серые глаза. - Спасибо, - медленно, растягивая каждый звук, чтоб слово обрело свой подлинный, высокий смысл, негромко произнес Чингиз. А после - принял из рук девушки кувшин и жадно начал пить. Он чувствовал, что все, кто был у очага, внимательно следят за ним, но не знал, как должен _по-настоящему_ вести себя. Впрочем, похоже, к нему и в самом деле не питали никакой вражды. И почти сразу вслед за девушкой один из мужчин тоже поднялся со своего места и, мягко улыбаясь, положил на его подстилку свой короткий дротик. Итак, Чингиза приняли. В племя, в семью, быть может, в стаю? Он покуда этого не знал. Но неожиданное чувство связи с дикими людьми и благодарность к ним - уже решали многое. В конце концов я такой же, как все, подумал Чингиз, а эти люди - тоже люди, выходит, я хоть немного нахожусь в сродстве с ними. Я не имею права ни презирать их, ни ненавидеть. Люди рождены на свет, чтоб жить, и какая разница, откуда они родом! Живут, чтоб помогать, чтобы любить, - ведь это убивают оттого, что истины не ведают... Слепцы! И тогда Чингиз, откинувшись на подстилку, мысленно прочел свою Главную мантру: "Есть только Единая Жизнь, Единая Жизнь - основа всему. Я покоюсь на лоне великого океана жизни, и он поддерживает меня и несет бережно, хотя волны подымаются и падают, хотя бури ревут, свирепствуют. Я в безопасности на океане жизни и радуюсь, когда чувствую его движение. Я составляю одно со всей жизнью, и я вижу за собою силу, знание и мир; они - опора для моих ног; они - во мне. Этой Жизнью и я раскрываю свою душу, чтобы Она могла проявиться во мне во всей своей полноте и свободно изливаться в меня. Я - сын Вселенной. Вселенная - моя родина, и я изучу ее до конца! И буду верен до конца тому, что знаю. О, Единая Жизнь! Проявись!". Он настолько забылся, что конец проговорил в полный голос. Когда это до него дошло, он было испугался, но напрасно: сидевшие у очага его не понимали. И вряд ли вообще хоть что-то знали из того, |
|
|