"Дмитрий Силлов. Злой город " - читать интересную книгу автора

Сказал - и, плюнув смачно под ноги, с душой втер лаптем в землю
выплюнутое. На Никиту дохнуло густым перегаром.
Никита поморщился, но послать старого человека нехорошим словом
подальше было неловко. Потому Никита, соблюдая приличия, повторил:
- Ты об чем толкуешь-то, дядька Евсей?
- Об свадьбе твоей, - глухо сказал Евсей, отворачиваясь. - Которой не
будет. Ты уж крепись, парень.
- Как так "не будет"? - выдохнул Никита, теряя терпение. - Да ты...
- Твой брат старшой к ее батьке уже сегодня с утра пораньше сам вперед
своих сватов в дом пожаловал. Сейчас, поди, уже воеводу дождался. Небось
сидят, договариваются.
Лицо Никиты окаменело.
- Семен??? Как???
Старик сделал шаг и положил на плечи парня руки, похожие на узловатые
корни деревьев.
- Вот так, - сказал жестко. - И полну шапку серебряных гривен в
приданое дает.
У Никиты подкосились ноги. Словно под весом тяжелых стариковских
ладоней парень медленно осел на землю. И прошептал растерянно, еле слышно:
- Дядька Евсей, так что ж мне делать-то теперь? Мне ж без нее не жить!
Широкая ладонь, рассеченная надвое старым шрамом, неумело погладила
парня по непослушным вихрам.
- Да не убивайся ты так, Никитка, - сказал Евсей, другой ладонью согнав
с ресницы непрошеную соринку, от которой в глазу защипало. - Баб на земле -
как зерен в амбаре. Опоздал ты маленько, поздно с охоты нынче вернулся. Да,
кстати, ты ж вроде как из охотников в ратники податься собирался? Вот князь
наш малый Василий подрастет, в поход соберется. К тому времени и ты,
глядишь, в детинце ратному делу обучишься. Вернешься с походу в сброе, при
коне, да в переметных сумах серебро звякать будет, а не ветер свистеть - вот
тады и жениться можно.
Никита вскочил на ноги. Ударила в голову пьяняще-красная волна, застив
взор, метнулась к голенищу ладонь, словно сам собой оказался в руке новый
нож.
- Я ее сейчас люблю! Да я Семена за это...!!!
О-ох!!!
Никита захлебнулся криком и вторично осел на землю. А пьяненький дед
присел рядом, уложив свою словно деревянную руку парню на плечо. Понятно,
что, дернись - прижмет та рука шею вторично, а с нею и ярость безрассудную
обратно в печенку загонит.
- Не гоношись, парень, - строго сказал дед Евсей. - Дай слово, что
бузить боле не будешь, тады нож отдам.
Никита кивнул, принял обратно свой нож, неведомо каким образом
оказавшийся у деда в руке, засунул его за голенище и насупился, едва
сдерживая предательские ребячьи слезы, недостойные взрослого и многоопытного
охотника, коему уже без малого восемнадцать весен минуло.
- Кулаками здесь вряд ли делу поможешь, - продолжал дед Евсей. - А на
всякую силу другая сила найдется, посильнее. Ты люби, люби. А еще лучше
поплачь. Так оно скорее перелюбится. Только не на людях плачь, а домой иди.
Негоже будущему ратнику при всем честном народе слезьми заливаться. Сам
дойдешь, дурить не будешь?