"Мигель Сильва. Лопе Де Агирре, князь свободы " - читать интересную книгу автора

каменным очагом и каменным ложем. Дом в квартале Пумакк Чупан, что означает
"хвост пумы", у стечения двух рек: Уаяннай и Тульумайо. Это был его угол на
земле, меж снежных ущелий и холмов, которые на расстоянии казались синими.
Как- то под вечер мимо его двери прошла индианка, отставшая от
остальных. На плече она несла кувшин, а сама была в черной хлопчатой юбке,
красной кофте, в пестрой накидке и платке, едва прикрывавшем волосы. Ее
звали Круспа (что равнозначно имени Крус [17]), этим именем нарек ее
католический священник, однако у нее было и другое, индейское имя, которого
она никому не открывала. Наверное, она происходила из благородной семьи, во
всяком случае, таковыми были ее поведение и манеры, но и о своем
происхождении она тоже не говорила. Лицо у нее было, словно она вот-вот
заплачет, улыбка -будто собирается всхлипнуть, а в голосе звенели близкие
слезы, однако слезы не проливались и никто никогда не видел ее плачущей.
Стайка женщин каждый день проходила перед домом рехидора Лопе де
Агирре, и каждый раз индианка Круспа с неизменным кувшином и несчастным
видом невзначай отставала. Субботним августовским вечером, в пору сева,
chacra yapuy qilla, Лопе де Агирре приблизился к ней, спросил, не желает ли
она войти к нему в дом замесить хлеб, она сказала "да", и с той ночи она
вместе со своей тоской стала жить у него.
Семь лет ушло, прежде чем явилась на свет Эльвира. Дочка-полукровка
родилась после того, как Лопе де Агирре воротился с поражением из своего
второго похода на чунчо, под командой Перальвареса де Ольгина, который не
пошел в Чукьаво, как о том рассказывает сам Агирре Карлу V в своем письме,
или "вопле души". Вот тогда и родилась Эльвира, которой уже не ждали и не
боялись, она не унаследовала ни скорбного выражения матери, ни жестких черт
отца, но излучала покой и нежность, точно образ Пресвятой Девы -
покровительницы Арансасу.
Малышке еще не было года, она лишь начинала спотыкаться на каменной
галерее, когда Лопе де Агирре объявил себя подданным вице-короля Бласко
Нуньеса и готовым к его услугам; ему пришлось бежать в Трухильо, потом
отправиться в Панаму с Мельчором Вердуго. В Куско он вернулся четыре года
спустя, восстание Гонсало Писарро было подавлено, а голова мятежника
отрублена, к тому времени малышка уже знала "Господи, помилуй" и мурлыкала
жалобные кечуанские мотивы, которым обучила ее мать.
Лопе де Агирре, как мы знаем, не был пожалован за свою службу и не
получил вознаграждения за упрямую верность королевскому делу. Он утверждает,
что ничего и не просил. Он предпочел забыть войну, сменить ее на тихие
облака Куско, каменный дом, Эльвиру, Круспу, лошадей. В Севилье он объезжал
лошадей, и снова мог заняться этим делом, конечно, мог. Разумеется, эти
лошади были не то, что в Андалузии; от ледяных ветров и тяжести гор их стати
полиняли; те были резвые, нервные, блестящие; эти - маленькие, выносливые,
невзрачные и способные на любой подвох. Лопе де Агирре скачет по кругу,
усмиряет лошадей, Эльвира, вскарабкавшись на изгородь загона, испускает
крики гордой радости, Круспа, с мукою в глазах, не говорит ничего. Но права
малышка. Ни в Куско, ни в окрестностях нет объездчика, который осмелился бы
соперничать с Лопе де Агирре в знании ремесла, в твердости руки, в
сметливости. Богатые землевладельцы лично приходят за ним, когда наступает
пора объезжать молодых дичков, к нему идут и священники, которые по
совместительству, бывает, занимаются ростовщичеством или коневодством.
Только один раз сбросил его жеребец, темно-рыжий и волосатый, как дьявол,