"Роберт Силверберг. Лагерь Хауксбиль" - читать интересную книгу автора

с ним в любом возрасте. Праздное желание найти способ снова очутиться в
своем родном времени и быть свободным больше уже не захватывало его мысли.
Теперь Барретт всей душой желал, чтобы оттуда, сверху, заслали бы в
прошлое хирургический комплект, который позволил бы хоть немного поправить
ногу.
Он вошел в хижину и, отставив в сторону костыль, тотчас же опустился
на койку. Когда Барретт прибыл в лагерь "Хауксбилль", там еще не было
никаких коек. Спать приходилось на полу, а полом служил твердый базальт.
Если было на то желание, можно было пойти и наскрести земли, заглядывая в
расщелины и складки базальтового щита, собирая ее по горсти, чтобы
соорудить себе ложе толщиной в дюйм. Теперь жить стало несколько легче.
Барретта сослали в лагерь на четвертый год его существования, когда
там было чуть больше десятка хижин и почти никакого комфорта. Наверху шел
тогда 2008 год. Лагерь в то время был голым жалким местом, и только со
временем благодаря постоянным отправлениям из двадцать первого века в нем
стало жить несколько терпимее.
Из пятидесяти с лишним узников, которые были сосланы до Барретта,
никто в живых не остался. Вот уже почти десять лет после смерти
седобородого старика Плэйеля, которого он считал святым, Барретт был
старше всех в лагере.
Время здесь двигалось в масштабе один к одному со временем там,
наверху. Молот был прикован только к одному моменту времени и двигался
всегда вперед в том же темпе, что и само время, так что Лью Ханн, прибыв
сюда сегодня более чем через двадцать лет после Барретта, покинул двадцать
первый век ровно через двадцать лет, несколько месяцев, столько-то минут и
секунд после депортации Барретта.
Ханн прибыл из 2029 года - в мире, который оставил Барретт, сменилось
целое поколение. У Барретта сегодня не хватило духу выуживать из Ханна
новости об этом поколении. Со временем он узнает обо всем, что ему нужно,
но он уже знал, что в любом случае в этих новостях ничего хорошего не
будет.
Он взял книгу, но усталость от ковыляния по лагерю оказалась большей,
чем он предполагал. Несколько секунд он глядел на страницу, затем отложил
книгу и закрыл глаза. Перед его взором стали проплывать лица. Бернстейн.
Хауксбилль. Джанет. Бернстейн. Бернстейн. Он задремал.



4

Джимми Барретту было шестнадцать лет, когда Джек Бернстейн спросил у
него:
- Как это ты, такой большой и сильный, можешь быть таким уродом,
чтобы равнодушно смотреть на то, что происходит со слабыми людьми в этом
мире?
- Кто это говорит, что я равнодушен?
- Об этом даже не надо говорить. Это очевидно. В чем смысл твоей
жизни? Что ты делаешь, чтобы предотвратить крах цивилизации?
- Это не так...
- Так, так, - презрительно произнес Бернстейн. - Эх ты, большой