"Доминик Сильвен. Тайна улицы Дезир ("Лола Жост и Ингрид Дизель" #1) " - читать интересную книгу автора

часто мечтала об этой минуте. Перед тем как наяву увидеть это тело, она
рисовала его в своем воображении: крупное, но прекрасно сложенное, мощный
торс, совершенные очертания плеч и бицепсов, идеальной формы ягодицы,
красивые ноги, изящные ступни, - и она не ошиблась. Однако она даже не
предполагала, что на этом теле могут быть следы ран. How could you imagine
the kiss of death? [Как можно представить себе поцелуй смерти? (англ.)] На
обнаженной спине Максима и его правом боку еще оставались припухлости от
швов, говорившие о том, что смерть когда-то основательно вцепилась в него.

Спокойным голосом Максим начал свой рассказ-воспоминание о 28 февраля
1991 года. Это был предпоследний день войны в Персидском заливе. И последний
день его карьеры фоторепортера. Ингрид, конечно, хотелось знать все
подробности, но Максим не торопился. Он лежал расслабившись, закрыв глаза и
спокойно дыша, как будто прислушиваясь к шуму дождя, который долго медлил,
но наконец решил-таки пролиться. Было слышно, как его струи стекают по
стеклянной двери студии, а капли барабанят по тротуару. "Как у меня
хорошо, - думала Ингрид, - на улице льет дождь, а сюда просачивается только
его аромат да запах опавших листьев". Да, замечательно. Разница между нами
лишь в том, что Максим думает по-французски, а я по-английски, но сейчас
наши мысли вдруг потекли в унисон. We are safe at home even if the fragrance
of rain plays with our minds... [Дома мы в безопасности, даже когда аромат
дождя играет с нашими душами (англ.).]

- Ну, повернись, Максим.
Он повиновался, открыл глаза неопределенного зеленовато-голубого
оттенка и улыбнулся ей. Можно бесконечно говорить об этом лице - то
смущенном, то удивленном, то смеющемся, то задумчивом, а порой и упрямом.
Это волнующее, немного изуродованное лицо и мощную шею обрамляли очень
короткие волосы с уже намечавшейся лысиной. Встретившись с ним в первый раз,
Ингрид представила его себе моряком, маленьким рулевым, который направлял
свой корабль в каждую из четырех сторон света, не пропустив ни одной, и
повидал все, что можно. Он побывал во всяких переделках, накопил богатый
опыт, а мир оставил свой отпечаток на его лице, между лбом и подбородком.
Она была недалека от истины. Когда что-то не ладилось с торговыми или
рыбацкими судами, в дело вступали авианосцы.
- Ты знаешь, Ингрид, они солгали.
- В смысле?
- Это не была "чистая" операция. В ней не было ничего хирургического.
Это была просто гадость. Кровь, куски мяса, крики и слезы. А я - я все это
фотографировал.
- До двадцать восьмого февраля.
- Точно. Но в тот день я покончил со всем этим вовсе не потому, что был
ранен.
- Нет? Почему же тогда?
- Я фотографировал конвой на автодороге, когда его обстреляли. Мы были
в машине прессы. Шофера убило на месте. Мне в спину попали осколки. Джимми,
мой коллега из "Ньюсуик", отделался несколькими царапинами, и я уверен, что
всю оставшуюся жизнь он будет спрашивать себя, почему ему так повезло. Нас
эвакуировали оттуда. Я до сих пор помню, как лежал в том вертолете, не в
состоянии двинуться, со спиной, покрытой корпией. Напротив меня сидел еще