"Роберт Силверберг. Джанни (Авт.сб. "На дальних мирах")" - читать интересную книгу автора

фестиваль музыки Перголези в Голливуд-Боул с премьерой симфонии в духе
Бетховена, которую Джанни обещал закончить к апрелю, и так далее, и так
далее. Но в то же время мы задумали для Джанни серию поездок по
Лос-Анджелесу и окрестностям с тем, чтобы постепенно познакомить с
обществом, в которое его перетянули, так сказать, без согласования с ним
самим. Медики подтвердили, что теперь контакт с микроорганизмами двадцать
первого века ничем ему не угрожает. Но будет ли столь же безопасным его
контакт с цивилизацией двадцать первого века? Джанни с его запертыми
окнами и закрытыми жалюзи, с его разумом восемнадцатого века, целиком
поглощенным откровениями, которые вливали туда Бах, Моцарт, Бетховен, как
он воспримет мир космических полетов, слайс-притонов, рок-форсажных
ансамблей и свободно-групповых браков, когда не сможет больше от него
скрываться?
- Оставьте все мне, - сказал Хоугланд. - Я ведь за это и получаю
деньги, разве не так?
Как-то в один из дней февраля, дождливый, но довольно теплый, мы с
Сэмом и нашим главным врачом Неллой Брандон вывезли Джанни в первую
поездку по новой для него реальности. Вниз к подножию холма, несколько
миль по бульвару Вентура, по шоссе до Топанги, затем обратно через зону
оползней к тому месту, что раньше называлось Санта-Моникой, и оттуда по
Уилширу через весь центр Лос-Анджелеса - добротная, крепкая доза
современности. На тот случай, если Джанни вдруг начнет чудить, доктор
Брандон захватила с собой весь свой арсенал снотворного и
транквилизаторов. Но он перенес поездку совершенно нормально.
Более того, он был в полном восторге от бесконечного кружения на машине
с обзором на все четыре стороны и буквально поедал глазами открывающиеся
виды. Я пытался представить себе Лос-Анджелес глазами человека, прожившего
всю жизнь среди красот архитектуры ренессанса и барокко, и, как ни крути,
впечатление создавалось отвратительное. Но не для Джанни.
- Прекрасно! - вздыхал он. - Удивительно! Чудесно! Восхитительно!
Движение, сами многорядные шоссе, автоматические кафе, облезлые
пластиковые фасады, шрамы от большого пожара в Топанге, дома, свисающие на
тросах, суперлайнеры, время от времени проплывающие над нами, - все
приводило его в восхищение. Никаких мрачных старых соборов, площадей,
мраморных фонтанов - все здесь было больше, ярче, бросче, чем в прежней
жизни, и все ему нравилось. Единственное, что вызвало у него смятение, это
пляж в Топанге. К тому времени, когда мы туда добрались, выглянуло солнце,
и соответственно на пляж высыпали любители позагорать. У Джанни чуть с
сердцем плохо не стало при виде восьми тысяч обнаженных тел,
расположившихся на влажном песке.
- Что это? - потребовал он объяснений. - Невольничий рынок? Или
владения вашего короля?
- Давление подскочило, - тихо произнесла Нелла Брандон, следя за
монитором на запястье. - Растет содержание адреналина. Успокоительного?
Я покачал головой.
- Рабство теперь запрещено, - разъяснил я Джанни. - И у нас нет короля.
Обычные граждане нашей страны иногда проводят так свое свободное время.
- Nudo! Assolutamente nudo! [Голые! Абсолютно голые! (ит.)]
- Мы давно уже перестали стыдиться своих тел, - сказал я. - Закон
разрешает нам ходить в подобных местах обнаженными.