"Роберт Силверберг. Умирающий изнутри" - читать интересную книгу автора

красное лицо и он совсем неулыбчив, словно субботние игры стоили ему
нескольких зубов. Я раскрываю папку, достаю "Романы Кафки" и передаю ему.
- Шесть страниц, - говорю я. Он дал мне аванс в 10 долларов. - Вы
должны мне еще одиннадцать баксов. Прочтете сначала?
- Там все в порядке?
- Вы не пожалеете.
- Верю на слово.
В его улыбке я замечаю боль. Достав толстый бумажник, он кладет зеленые
в мою ладонь. Я быстро скольжу в его мыслях только для того, чтобы
удостовериться, что моя сила снова при мне, краткий психический анализ, я
ловлю только поверхностные уровни: потерял зубы в футбольном матче, чудная
компенсация в субботнюю ночь, смутные планы на следующую субботу и так
далее, и так далее. Коснувшись сиюминутных образов, я нахожу вину,
смущение, даже некоторое раздражение, связанные со мной, за оказанную
помощь. Ну-ну, вот благодарность. Я убираю деньги в карман. Он кивком
благодарит меня и сует под мышку "Романы Кафки". Словно стыдясь чего-то,
он сбегает вниз по ступенькам в направлении Гамильтон-Холла. Я смотрю
вслед его удаляющейся широкой спине. Внезапный порыв ветра с востока
прознает меня до костей.
Бруно остановился у солнечных часов, где его встречает стройный черный
студент около семи футов ростом. Очевидно баскетболист. Черный одет в
голубую университетскую куртку, зеленые кеды и узкие желтые штаны. Одни
его ноги кажутся длиной футов пять. Он перебрасывается с Бруно парой слов.
Бруно указывает на меня. Черный кивает. Я понимаю, что почти заимел нового
клиента. Бруно исчезает, а черный пружинистой походкой переходит дорогу и
идет к ступеням. Он очень черный, почти эбеновый, хотя в его чертах
какая-то кавказская резкость, свирепые скулы, гордый греческий нос, тонкие
холодные губы. Он поразительно красив, словно ходячая скульптура, оживший
идол. Возможно, в его генах и вовсе нет негроидности: может быть эфиоп или
представитель племени с Нила? Хотя на его голове огромная агрессивная
масса вьющихся волос, вероятно больше фута в диаметре, тщательно
подстриженная. Меня не удивили бы щеки в шрамах и кость продетая в ноздри.
Когда он приближается, мой мозг ловит периферийные эманации, эманации его
личности. Все предсказуемо, даже стереотипно: я ожидал, что он может быть
обидчивым, дерзким, недружелюбным и вот ко мне доходят сигналы,
представляющие собой смесь из жестокой расовой гордости, всепоглощающего
физического самоудовлетворения, опасного недоверия к другим - особенно к
белым. Все в порядке. Знакомые вещи.
Солнце на мгновение выглядывает из облаков, но его тут же скрывает
упавшая на меня длинная тень. Он потупившись разглядывает носки своих
ботинок.
- Вас зовут Селиг? - спрашивает он.
Я киваю.
- Йайа Лумумба, - представляется он.
- Извините?
- Йайа Лумумба. - Его черные глаза с ярко-белыми белками пылают
ненавистью. Судя по нетерпеливому тону, он сказал мне свое имя или, по
крайней мере, имя, которое он предпочитает использовать. Этот тон также
указывает, что он предполагает, что каждый в Кампусе знает это имя. Но что
я мог знать о баскетбольных звездах колледжа? Он мог бы забивать мяч в