"Роберт Силверберг. Умирающий изнутри" - читать интересную книгу автора

Электра. Заметив локон, она узнает его как "тот, что носили дети моего
отца", и решает, что Орест прислал его на могилу в знак скорби. Вот это
неправдоподобное узнавание и пародировано Эврипидом.
Орест взывает к оракулу Аполлона, чтобы тот направил его месть на убийц
Агамемнона. В длинном поэтическом пассаже Электра поддерживает храбрость
Ореста, и он отправляется убить Клитемнестру и Эгистаса. Он обманным путем
проникает во дворец, представившись своей матери Клитемнестре посланцем от
Фоки, принесшим весть о смерти Ореста. Во дворце он убивает Эгистаса, а
затем, после бурного объяснения с матерью, он обвиняет ее в убийстве и
убивает ее.
Пьеса заканчивается тем, что Орест, сошедший с ума после своего
преступления, видит явившихся наказать его фурий. Он находит защиту в
храме Аполлона. В мистическом и аллегорическом продолжении - "Эвмениды" -
Орест оправдан.
Короче говоря, Эсхил не стремился добиться в своей пьесе достоверности
действия. Его цель в трилогии "Орестея" была чисто теологической:
проявление божественного проклятия семьи, проклятия, приведшего к
убийству, которое тянет за собой следующее убийство. Ключевой фразой его
философии является, возможно, следующая строчка: "Есть лишь один, кто
показывает совершенный путь постижения: он придумывает правила, люди
научатся мудрости, постигая их". Эсхил пренебрегает техникой драматургии
или, по крайней мере, придает ей вторичное значение с целью направить все
внимание на религиозные и психологические аспекты убийства матери.
"Электра" Эврипида является фактически полной противоположностью
концепции Эсхила; хотя использован тот же сюжет. Он переделан и обновлен
для достижения более богатой структуры. У Эврипида Электра и Орест на
находят успокоения; Электра - полубезумная женщина, изгнанная из дворца, -
замужем за крестьянином, молящая о мести; Орест - трус, задами проникающий
в Микены и разящий Эгистаса в спину, хитростью заманивший Клитемнестру в
ловушку. Эврипид добивается драматической достоверности, а Эсхил нет.
После знаменитой сцены пародии узнавания Эсхила, Оресту лучше дать знать
Электре о себе не волосами и не размером ноги, но скорее...


О, Боже. Вот дерьмо. Дерьмо, дерьмо, дерьмо. Все это мертво. Никакой
чертовой пользы от этого. Мог ли Йайа Лумумба написать всю эту чепуху?
Фальшиво с первого слова. Какого черта Йайа Лумумба должен нести эту чушь
о греческой трагедии? Почему я? Что он Гекубе, что ему Гекуба, что он
должен рыдать о ней? Я порву все это и начну снова. Я напишу это поживее,
парень. Я дам этот арбузный ритм. Боже, помоги мне думать, как черный. Но
я не могу. Не могу. Не могу. Господи, как хочется все это выбросить.
Кажется, у меня лихорадка. Подожди. Давай-ка вместе. Да, поднимемся и
попробуем снова. Вдохни в это душу, парень. Умный белый жидовский ублюдок,
вдохни в это душу, понимаешь? О'кей. Жили-были этот кот Агамемнон, он был
такой большой важный сукин, сын, понимаешь, он был Человек, но его тоже
надули. Его старуха Клитемнестра - она это делала с этим куриным дерьмом,
мать его, Эгистасом - и однажды она говорит: "Крошка, давай-ка сбросим
старика Агги, ты и я, а потом ты будешь королем и мы будем наверху". Агги,
его не было тогда, но он едет домой и прежде чем понимает, что случилось,
они его хорошенько колют, точнее, они его режут, и с ним все кончено.