"Роберт Силверберг. Умирающий изнутри" - читать интересную книгу автора

авеню. Мне понадобилась тогда собственная мебель. За несколько лет до
этого, приблизительно в 71 или 72 году у меня была водяная кровать - еще
один пример следования моде, - но я не смог привыкнуть к бульканью и
переливанию воды и отдал ее одной молодой даме, которая ее обожала. Что
еще есть в спальне? Боюсь, мало интересного. Комод с обычным бельем. Пара
поношенных тапочек. Треснувшее зеркало. Вы суеверны? Кособокий книжный
шкаф, забитый до отказа старыми журналами, которые он никогда не
просмотрит снова - "Партизан Ревю", "Вечнозеленый", "Пари Ревю", "Нью-Йорк
Ревю оф букс", гора литературных журналов, плюс несколько журналов по
психоанализу и психиатрии, которые периодически читает Селиг в надежде
лучше познать себя. Он всегда отбрасывает их в тоске и разочаровании.
Уйдем отсюда. Эта комната, должно быть, угнетает вас. Мы проходим мимо
кухни - плита с четырьмя горелками, маленький холодильник, столик, на
котором он накрывает себе очень скромные завтраки и обеды (ужинает он
обычно не дома), и вот мы входим в главное место квартиры - V-образную,
тесно заставленную гостиную-студию с голубыми стенами.
Здесь вы можете получить полное представление об интеллектуальном
развитии Дэвида Селига. Это его коллекция записей, около ста затертых
пластинок, некоторые из них приобретены аж в 1951 году (архаические записи
моно!). Здесь в основном представлена классическая музыка, хотя вы
заметите пять или шесть джазовых пластинок 1959 года и пять или шесть
рок-дисков 1969-го. Все это группы свидетельствует о неудачных попытках
расширить горизонты его пристрастий. Все остальное, что вы здесь видите,
очень строгие вещи, сложные и труднодоступные: Шенберг, поздний Бетховен,
Малер, Берг, квартеты Бартока, Бах. Ничего такого, что можно насвистывать
после первого прослушивания. Он не много знает о музыке, но знает, что ему
нравится. Не беспокойтесь об этом.
А это его книги, которые он собирает лет с десяти и любовно перевозит
за собой с места на место. Археологические пласты его чтения можно
вычислить и проследить. Жюль Верн, Уэллс, Марк Твен, Дэниел Хаммет в самом
низу. Саббатини. Киплинг. Сэр Вальтер Скотт. Ван Лоон "История
человечества". Верил "Великие завоеватели Южной и Центральной Америки".
Книги хмурого, серьезного, одинокого маленького мальчика. Внезапное
взросление и качественный скачок: Оруэл, Фицджеральд, Хемингуэй, Харди,
Фолкнер. Взгляните на эти редкие издания 1940-х - начала 50-х годов -
странные безразличные форматы, пластиковые обложки! Посмотрите, что можно
было тогда купить всего за 25 центов! Взгляните на вставки, яркие буквы!
Эти книжки научной фантастики тоже относятся к тем годам. Я проглатывал их
пачками, надеясь отыскать ключ к моей собственной персоне. В фантазиях
Брэдбери, Хайнлайна, Азимова, Старджона, Кларка. Смотрите, вот "Странный
Джон" Степлдона, вот "Хэмпденширское чудо" Бересфорда, а вот целая книга
"Чужие: Дети Чуда" полная историй о детях с уродливыми способностями. Я
подчеркивал некоторые места из последней книги, обычно те, где я спорил с
авторами. Чужие? Эти одаренные писатели тоже были чужими, пытаясь
представить силы, которыми никогда не обладали, и я, который был внутри
всего этого, я, юный искатель мыслей (книга датирована 1954-м годом), имел
право спорить с ними. Потрясенные сверхнормальными способностями, они
забыли об экстазе. Хотя сейчас я думаю, они знали, о чем писали. Друзья,
теперь у меня меньше прав дразнить их.
Теперь можно наблюдать, как увлечение Селига чтением становится более