"Роберт Силверберг. Царь Гильгамеш" - читать интересную книгу автора

10

Сперва я часто думал об Уруке, потом все реже и реже и, наконец, почти
совсем не вспоминал. Я стал жителем Киша. Вначале, слушая рассказы о том,
как армия Урука одержала ту или иную победу над племенами пустыни или
каким-то городом восточных гор, я чувствовал определенную гордость за
"наши" достижения, но потом заметил, что об армии Урука я стал думать не
"мы", а "они", и деяния этой армии перестали меня волновать.
И все же я знал, что жизнь в Кише ни к чему меня не вела. При дворе
Акки я жил как царевич, а когда наступало время воевать, мне оказывали
почтение в военном лагере, как если бы я был сыном самого царя. Но я не
был сыном царя и знал, что поднялся в Кише ровно до тех высот, до которых
только мог: изгнанник, воин, потом военачальник. В Уруке я мог бы стать
царем.
И еще меня беспокоила та леденящая душу пропасть, разделявшая меня с
остальными. У меня были приятели, товарищи по битвам, но души их были
закрыты от меня. Что их от меня отделяет? Огромный рост, царственная
осанка или присутствие бога, которое ореолом окружает меня? Не знаю.
Здесь, как и в Уруке, я нес проклятие одиночества и не знал никакого
заклинания, которое могло бы его снять.
Я часто думал о матери. Меня печалило, что она стареет без меня. С
тайными посланниками я посылал ей маленькие подарки, и получал ответ через
жрецов, которые свободно посещали города. Она никогда не спрашивала, когда
я вернусь, но я знал, что именно это прежде всего занимает ее мысли. Я не
имел возможности пасть на колени перед священной статуей моего отца и
воздать полагающиеся ему почести. Здесь не было его статуи, я не мог
выполнять эти церемонии в Кише. Это страшно мучило меня.
Не мог я изгнать из своей памяти и жрицу Инанну, ее сверкающие глаза,
гибкую стройную фигуру. Каждый год, когда приходила осень и в Уруке
наступало время Священного Брака, я представлял себе, что стою в
толкающейся толпе на Белом Помосте, вижу царя и жрицу, бога и богиню, как
они показываются людям. И во мне поднималась горькая мука, когда я
представлял себе, что нынче ночью она разделит ложе с Думузи. Я говорил
себе, что она меня предала. И все же образ ее жил в моей памяти, я
чувствовал глубокую тоску по ней. Жрица, так же как и богиня, которую она
воплощала, стала для меня опасной, но неотразимой. Аура ее была полна
смерти и разрушения, но и страсти, радостей плоти, а иногда и больше -
единением двух душ, которое и есть настоящий Священный Брак. Она - моя
вторая половина. Она знала это еще тогда, когда я был мальчиком,
заплутавшим в коридорах храма Энмеркара. Сейчас я был воином в Кише, а она
- богиней в Уруке. Я не мог отправиться к ней, потому что она подвергла
опасности мою жизнь в моем родном городе, может быть из-за своего
легкомыслия.
На четвертом году моего изгнания бритоголовый жрец, только что
явившийся из Урука, подошел ко мне во дворце Акки и сделал передо мной
знак богини. Из складок своего одеяния он вынул черный кожаный мешочек и,
сунув его мне в руку, сказал:
- Это знак царю Гильгамешу из рук самой богини.