"Морис Симашко. Гу-га" - читать интересную книгу автора

чуть набок мокрую, туго обтянувшую голову пилотку. В недоумении
задерживается рука. Пальцы ощущают жесткую кромку суровой ткани, шов поперек
лба. Там что-то не так. На пилотке нет звездочки"
Снова режущий воздух звук горячего металла. Это хуже, потому что бьют
теперь сзади. Со спины я открыт: мокрая земля нарыта только у моего лба.
Очередь проходит наугад, цепляя верх торфяного холма. Даже ветерок какой-то
чувствую спиной. Но голову уже опускаю медленней. Снова вытираю грязное
лицо, подкладываю под себя руки, стремясь сохранить остаток тепла. И думаю,
все время думаю, но не о том, что случилось, а о другом, не имеющем уже
значения.
А день очень жаркий. Даже при штабе, где сзади арык и обстриженные
тутовники стоят в ряд над хаузом с водой, термометр показывает тридцать
девять. Значит, на разлетке сорок два. И ветра у нас почти не бывает, так
что посадку с боковиком пришлось отлетать в третьей эскадрилье. Ветер у них
такой, что поезда останавливает.
Отсюда, с крылечка, поглядываю через открытую дверь. Там, в коридоре
штаба видны висящие в ряд плакаты: "Як" или "Лавочкин" в боевом развороте и
дымящий хвост от падающего немца. В углу у каждого портрет с золотыми
звездами: "Будь таким, как Покрышкин!", "Будь таким, как Луганский!", "Будь
таким, как Кожедуб!"" Отвожу глаза.
- А, Тираспольский!
Я вижу выходящего из штаба старшего лейтенанта Чистякова, командира
нашего отряда.
- Значит, едешь?..
Пожимаю плечами, медленно поднимаюсь со ступенек, на которых сижу.
Чистяков - летчик, и у нас не принято тянуться, как пришлось мне перед этим
целый год в пехоте. "Авиация - мать порядка". Это любят повторять старые
авиационные волки. И еще: "Где кончается порядок, начинается авиация".
Кудрявцев и Шурка Бочков остаются сидеть. Они из другой эскадрильи. Впрочем,
нам теперь можно и не приветствовать начальство.
- Еду, - говорю.
Чистяков еще в дотимошенковских, синих с голубым кантом галифе. У
каждого довоенного летчика обязательно есть что-нибудь синее от старой
формы, которая приказом наркома обороны была заменена в авиации на
общевойсковую. Штаны или фуражка, или темно-синяя шинель с крыльями на
рукаве. Это молчаливый протест. Когда-то перед войной я тоже пошел в восьмой
класс военно-воздушной спецшколы из-за формы. На углу Дерибасовской и
Ришельевской стоял летчик во всем синем и ел мороженое. Правда, были еще Дни
авиации и фильм "Истребители". А перед этим еще челюскинцы, еще и еще"
Командир отряда переступает ногами, как бы пробуя мягкие брезентовые
сапоги с низким, по моде голенищем, протягивает руку;
- Счастливо тебе, Борис.
И бросает взгляд на окна штаба. Там в новой должности заместителя
начальника школы по строевой части - подполковник Щербатов. С ним приехали
четыре "красноперых" лейтенанта - один на запрету и по одному на эскадрилью.
Хотят все же навести порядок в авиации.
Кудрявцеву и Шурке Бочкову Чистяков только кивнул: "И вам" счастливо!"
Сел легко, чуть боком в "виллис" и рванул с места в отворенные на улицу
ворота. По имени вдруг назвал меня командир отряда. Это с ним редко бывает.
Только когда в зоне красиво отлетаешь. И вот сейчас"