"Жорж Сименон. Премьер-министр (Президент)" - читать интересную книгу автора

на животе руками.
Теперь, лежа в кровати, он принимал эту же позу, позу мертвеца в
гробу. Но делал это не нарочно, просто оттого, что мало-помалу стал
находить это положение удобным и естественным.
Было ли это предзнаменованием?
Он не верил ни в какие предзнаменования. Он не желал верить во что бы
то ни было, даже в полезность того дела, которое свершил. За всю свою
жизнь он, по крайней мере, раз десять, почел себя обязанным сделать
нечеловеческое усилие, абсолютно необходимое, как полагал тогда, и в
продолжение долгих недель, месяцев и лет жил в лихорадочном напряжении,
преследуя поставленную перед собой цель наперекор всему и всем.
В этих случаях его неиссякаемая энергия, его могучая жизненная сила,
приводившая в восторг профессора Фюмэ, сообщалась не только ближайшим
его соратникам и палате депутатов, но всей стране, всему невидимому
народу. Миллионы неведомых ему людей, вначале настороженных и
недоверчивых, ловили себя на том, что слепо следовали за ним.
Из-за этого почти биологического его свойства именно к нему прибегали
в самые трудные минуты, когда, казалось, нет никакого выхода.
Сколько раз слышал он одни и те же слова доведенного до отчаяния
очередного главы государства: "Спасите Францию!" или "Спасите
Республику!", или еще "Спасите Свободу!".
Во время очередного кризиса он незыблемо верил в свою миссию, и не
мог бы действовать без этой веры. Она была так глубока, что во имя ее он
пожертвовал бы всем на свете - не только самим собой, но и другими
людьми, а это было часто самым трудным.
Он до сих пор с ужасом и с содроганием вспоминал о первых своих шагах
на посту министра внутренних дел... Снова видел себя в черном неумолимом
кольце угольных шахт и доменных печей... Один среди негодующих
забастовщиков и отрядом солдат, которых вызвал, пытаясь договориться в
последний раз...
Как только он намеревался что-то сказать, гул протестующих голосов
покрывал его слова. Потом, когда он замолчал, бессильно опустив руки,
застыв на месте, как темный, зловещий и, несомненно, нелепый силуэт,
наступила долгая напряженная пауза, свидетельствующая о колебаниях, о
нерешительности.
Оба лагеря исподволь наблюдали друг за другом с недоверием и опаской,
и вдруг, как по сигналу - позднее было установлено, что сигнал
действительно был, - кирпичи, камни, куски чугуна взлетели в воздух, а
кони начали ржать и рыть копытами землю.
Он знал, что за это решение его будут упрекать всю жизнь, что
назавтра большая часть страны проклянет его.
Но знал также, что это необходимо.
- Стреляйте, полковник!
Спустя восемь дней на стенах города были расклеены плакаты,
изображавшие его с отвратительной усмешкой на губах, с окровавленными по
локоть руками, и правительство было низвергнуто.
Но порядок был восстановлен.
Десять, двадцать раз он уходил в тень, исполнив то, что считал
необходимым, и угрюмо, и молчаливо ждал в рядах оппозиции, пока его
снова не призовут на помощь.