"Жорж Сименон. Сын" - читать интересную книгу автора

- Да, нам нужно еще договориться о книгах, ведь прочее имущество,
очевидно, пойдет с торгов?
"Прочее имущество", которое собирался продавать с торгов твой дядя, -
это те немногие вещи, среди которых отец и мать провели последние свои
годы.
- За исключением маминого ночного столика с инкрустациями, - не
постыдилась вмешаться сестра, - мама мне его давно обещала. Я не взяла его
тогда, после ее смерти, но теперь...
- Тебе известно, Ален, что этот столик был обещан Арлетте? - спросила
меня твоя мать. Я ответил сухо и решительно:
- Нет!
- Но послушай, Ален! Ты вспомни, когда мы еще жили в Ла-Рошели...
- Нет!
- У тебя плохая память. Хотя ты так мало знал маму...
- Меня интересует, что хотел сказать твой муж по поводу книг.
- Просто я хотел предложить тебе одну вещь, но ты, по-видимому, не в
духе.
- Я слушаю.
- Говорить?
- Да.
- Я лучше, чем ты, знаю библиотеку твоего отца - ведь там, в
Ла-Рошели, я был уже женатым человеком, написал свой первый роман, а ты
еще был студентом и мало чем интересовался. Поприще, которое ты себе
избрал, имеет отношение к управлению, к науке, если угодно, а твоего отца
интересовали в основном исторические мемуары, философские сочинения...
На самом деле моего отца интересовали все книги. Он ведь был еще и
библиофилом, не пропускал в Ла-Рошели ни одного книжного аукциона, которые
проходили по субботам в зале Минаж. У него, так же как и у меня, было свое
убежище, только не "кавардак", а великолепный кабинет, в котором все стены
были уставлены книгами в роскошных переплетах.
Книги эти составляли излюбленную тему его разговоров, они были с ним
до последнего его часа, и именно они очень помогли ему во второй половине
его жизни.
- Учитывая мою профессию, - продолжал твой дядя, - я полагал, что мы
можем...
Я не указал ему на дверь. И не дал по физиономии. Его предложение,
высказанное даже немного снисходительным тоном, сводилось к следующему:
библиотека целиком переходит к нему, а я получаю сумму, которая будет
выручена от продажи мебели и прочих вещей.
Он, очевидно, неверно объяснил себе мое молчание - я, словно
окаменев, сидел в кресле, крепко сцепив пальцы рук, и не отрываясь смотрел
на ковер. Он попытался как-то меня улестить:
- Мебель по большей части там старинная, а подлинные вещи в наше
время идут за огромную цену. Да и среди картин есть несколько довольно
ценных...
И тогда, почти так же, как ты сегодня за обедом, я порывисто вскочил
и произнес одно слово:
- Нет!
Должно быть, вид у меня был решительный, потому что сразу воцарилось
молчание, довольно долгое: за это время я успел выйти из комнаты, хлопнув