"Жорж Сименон. Сын" - читать интересную книгу автора

неловко бывает во сне, когда вдруг видишь себя на улице в одной рубашке.
Не думаю, чтобы я был исключением. Как и у многих других, были и у
меня годы, когда жизнь вдруг захлестывала меня, но потом вновь отступала,
оставляя во мне неизгладимый след, - так остается и после отлива запах
моря.
Но приходит время, когда мир вдруг оказывается лишенным запахов,
когда предметы и пейзажи перестают быть для нас чем-то живым.
Мои воспоминания о Пуатье отчетливы и все же умозрительны, лишены
красок. И не только потому, что к этому времени я уже потерял то, что
назвал бы "состоянием душевной умиротворенности", но и потому, что в
течение двух лет неожиданно для меня самого, и больше чем когда-либо,
главным в моей жизни оставалась Ла-Рошель. Вздумай я сейчас оглянуться на
свою жизнь, этот город все равно оказался бы ее географическим центром.
Потому что именно здесь решилась моя судьба, а с ней судьба всей нашей
семьи.
Мне было восемнадцать лет; я был сильным стройным парнем и довольно
эффектно выглядел на своем новом мотоцикле. Я только что стал студентом, у
меня была своя комната, я чувствовал себя свободным и без всякой робости
наблюдал тот новый мир, в который входил.
В ближайшую субботу я, как и обещал отцу, отправился в Ла-Рошель, а
затем стал ездить туда каждую субботу (кроме третьей субботы каждого
месяца). Дома все было по-прежнему - моя комната, которая почему-то
казалась мне другой, плохо освещенная столовая, неподвижный взгляд матери,
язвительный голос Ваше.
От Никола я получил только две открытки: он писал, что в Бордо дела у
него идут отлично, "преподаватели - ребята что надо", и обещал "кое-что
порассказать, когда увидимся на рождественских каникулах".
Я вдруг с изумлением обнаруживаю, что именно сейчас, когда я подхожу
к самому важному в своем рассказе, мне неожиданно изменяет память. Вернее,
я с трудом восстанавливаю события в их хронологической последовательности.
Память сохранила лишь отдельные, разрозненные картины, правда четкие,
словно высеченные резцом, однако соотнести их друг с другом я могу не
всегда. Так, например, ясно вижу себя в первое же воскресенье в Ла-Рошели,
во время антракта в кинотеатре "Олимпия". Я стою на тротуаре и курю. Мимо
идет бывший мой товарищ по лицею со своей девушкой и подмигивает мне.
Пасмурно, холодно. Возвращаюсь в префектуру; в гостиной сестра и зять
принимают своих гостей. Проходя мимо, слышу, как они о чем-то спорят.
Другой кинотеатр - уже в Пуатье, третье воскресенье. Я не поехал
домой, потому что накануне вечером шел холодный дождь и на дорогах была
гололедица. Потом сижу в ресторанчике, пью пиво, смотрю, как студенты
третьего курса играют на бильярде.
В памяти у меня много таких разрозненных картин, я мог бы разметать
их, словно колоду карт. А вот еще одна.
Ла-Рошель. Рождественский вечер, мы с Никола сидим в кафе. Мы много
выпили, со мной это случилось впервые. Никола очень возбужден.
- А женщины в Пуатье есть? - спрашивает он меня каким-то
торжествующим тоном.
Я не знаю, что ответить. Об этом я просто не думал. Правда, в
ресторанчике, в котором я постоянно бывал, я успел заметить одну молодую
женщину, которая всегда одиноко сидела у окна, будто кого-то ожидая.