"Жорж Сименон. Кот" - читать интересную книгу автора

с маслом. Она воображает, будто он всполошится, поверив, что она заболела.
Когда-то она охотно распространялась о том, какая у нее слабая грудь,
какие бронхиты, при малейшем дуновении ветерка куталась в шали.
"Ну что, старушка, помирать собралась?"
Только эта мысль у него и мелькнула. Он написал эти слова на клочке
бумаги, который неожиданно для нее шлепнулся ей на колени. Она прочла,
вынула термометр, посмотрела на мужа с жалостью и, достав из кармана
листок, в свой черед написала: "Ты уже позеленел".
Бросать она не стала, просто положила на стол. Пускай сам
побеспокоится. Она и не подумала запастись блокнотом с отрывными листками.
Ей годился любой клочок бумаги, хоть краешек газеты.
Сразу он не вскочит ни за что на свете. Как ни разбирает его
любопытство, он готов ждать и ждать. Ее осенило, как можно его поторопить.
Она просто-напросто встала и переключила телевизор на вторую программу. Он
терпеть не мог, когда ему навязывали не ту программу, которую он выбрал.
Как только она вновь уселась в кресло, он в свой черед встал,
переключил программу и походя, будто невзначай, схватил записку.
Позеленел! Он заухмылялся. Он выдавливал из себя смех. Но смех
получился нехороший, натужный, потому что цвет лица у него и впрямь
скверный. Он в этом убеждается каждое утро за бритьем. Сперва он думал,
что виновато освещение в ванной с матовыми стеклами. Рассмотрел себя в
другой комнате. И впрямь он похудел. Когда стареешь, лучше уж худеть, чем
толстеть. Он вычитал в газете, что страховые компании берут с толстых
более высокий взнос, чем с худых.
И все-таки свыкнуться с собой теперешним ему трудно. Рост у него
высокий. Когда-то он был широк в кости, плотен, крепок. На стройке ходил в
огромных сапогах, зимой и летом в одной и той же черной кожаной куртке. Ел
и пил все без разбора, не заботясь о желудке. За более чем пять десятков
лет ему ни разу не пришло в голову взвеситься.
Теперь Эмиль чувствовал, как болтается одежда на его исхудавшем теле,
у него часто болело то в ноге, то в колене, в груди или в затылке. Ему
семьдесят три года, но, если не обращать внимания на худобу, он не желал
признать себя стариком.
А Маргарита - считает ли она себя старухой? Когда он раздевается, на
лице у нее возникает презрительная гримаса - она не понимает, что сама
одряхлела куда больше, чем он.
В этом состоит еще одна их игра. В нее они сыграют попозже, когда
поднимутся наверх, в спальню. На втором этаже три спальни. В день свадьбы
супруги, понятное дело, легли вместе в той из комнат, где раньше спали
родители Маргариты, а потом она сама с первым мужем. Она сохранила
родительскую кровать орехового дерева, перовой матрас и необъятную перину.
Буэн пытался ко всему этому привыкнуть. Несколько дней спустя он сдался,
тем более что жена не соглашалась спать при открытом окне. Перебираться в
другую спальню он не стал, а принес себе отдельную кровать и поставил ее
рядом с кроватью жены.
Стены были оклеены обоями в мелкий цветочек. Сперва в спальне висели
только две увеличенные фотографии в овальных рамах: на одной - Себастьян
Дуаз, отец Маргариты; на другой - ее мать, которую свела в могилу чахотка,
когда дочь была еще совсем мала. После, когда они уже перестали
разговаривать, Маргарита рядом с отцовским повесила портрет своего первого